– А-а, старый знакомый!.. Здравствуй… э-э… Юра! – добродушно и даже радостно поздоровался Красильников.
Юру тоже не только не испугало, но даже и не очень удивило появление здесь Семена Алексеевича. Он многое передумал за эту ночь, далеко не все понял, но кое-что уяснил для себя твердо и иначе взглянул на то тайное в доме Сперанских, что вначале влекло его, а теперь показалось совсем не таким заманчиво-героическим. Была какая-то закономерность в появлении чекистов здесь, у Сперанских, и Юра даже испытывал удовлетворение от того, что одним из этих чекистов оказался именно Красильников, как будто он сразу же сумеет дать ему четкие ответы на все мучившие его вопросы. И в то же время Юра понимал, что вопросы станет задавать Красильников. Только он, Юра, ничего не скажет. Как бы там ни было, но предателем он не станет. Пусть сами во всем разбираются… И ожесточение, и вызов отразились на его лице.
А Красильников, пристально глядя на Юру, сожалеюще подумал: «Запугали, запутали парнишку».
– За какие такие провинности тебя в каталажку упрятали? – морщив нос, что бы хоть как-то развеселить мальчишку, спросил чекист. – Нашалил чего-нибудь?
– Да нет… так… ничего, – равнодушно отозвался Юра, даже не подняв головы.
– Из ничего – ничего не бывает, – обронил Семен Алексеевич. – Помнится, ты говорил тогда, что едешь к родственникам. Это, что ли, твои родственники?
Юра отметил нотки неподдельного презрения в голосе Красильникова, когда он спросил о родственниках, и обреченно кивнул головой.
– Понятно…
«Ничего ему не понятно», – с внезапной горечью подумал Юра, и такое отчаяние, вошло в его сердце, что он готов был заплакать. Не расскажешь ведь, что и он, Юра, со вчерашнего вечера многое понял о своих родственниках, особенно о Викентии Павловиче, что и он презирает дядю за то, что тот связан с бандитами…
– Так все-таки за что тебя сюда? Не на тот курс лег? – посочувствовал мальчику Семен Алексеевич.
Юра даже вздрогнул: к его удивлению, Красильников почти угадал.
В чулан заглянул один из чекистов, доложил:
– Понятые уже здесь.
– Начинайте, – распорядился Красильников. – По порядку – гостиная, кабинет, спальня. Я подойду…
И снова они остались вдвоем. Молчали. Юра внимательно исподлобья рассматривал Красильникова. Ему нравилось его доброе, несколько утомленное лицо, стеснительная, неторопливая улыбка – он еще тогда, – в артдивизионе, отметил про себя, как хорошо и озаренно улыбался Семен Алексеевич. Но Юру отпугивал его матросский бушлат, лихо сломленная посередине фуражка и висящий на длинном ремне маузер в деревянной кобуре.