– Но он торопился. И нервничал. Ему необходимо было выйти из города в темноте… И он успел, он вышел из города еще до рассвета. Я отдал распоряжение Особым отделам всех фронтовых дивизий задержать его. Указал приметы. Где-то же он будет переходить линию фронта…
– Может быть… Может быть… – задумчиво расхаживая по кабинету, тихо говорил Лацис. – Василий Васильевич… Николай Николаевич…
– Что?
– Похоже!.. Очень похоже, что ты прав…
Купола Софийского собора на фоне ночного неба были иссиня-черными, они уже не отливали золотом, не сияли, – а тихо меркли, как угли в угасающем костре.
– Вызови Басова! – не оборачиваясь, попросил Лацис и, не дожидаясь ответа, добавил: – Пусть срочно зайдет ко мне!..
Басов словно ждал звонка Лациса и пришел довольно скоро. Остановился посредине кабинета, вопросительно смотрел на Лациса.
– Владимир Петрович. Предположим, что карты Киевского укрепрайона оказались у врага, – устало сказал Лацис. – Что можно предпринять, чтобы свести к минимуму урон от утечки этих сведений?.. Ну, скажем, передислокация войск?.. Перестройка оборонительных линий?..
Басов чуть снисходительно посмотрел на Лациса:
– Если говорить честно…
– Да-да, именно… честно!..
– Кардинально ничего нельзя изменить, к сожалению. Для перестройки всей оборонительной линии понадобился бы не один месяц, – доверительно сказал Басов. – Впрочем, некоторые мысли у меня по этому поводу есть, и я хотел бы их сегодня же… да-да, уже сегодня доложить Реввоенсовету… если… если, конечно, вы, так же как и я, думаете, что это предательство! – Он сделал нажим на последнем слове.
Лацис долго молчал. Затем твердо сказал:
– К сожалению, ничего другого мы предположить не можем, кроме этого… – и добавил: – Впрочем, я назвал бы это другим словом. Резников – не предатель. Он, видимо, был просто враг, а мы этого вовремя не угадали… Хорошо замаскированный враг?
Капитан Осипов внес в кабинет Щукина большой и грязный, весь в торопливых, аляповатых заплатах, мешок. Брезгливо водрузил его посреди кабинета.
– Что это? – поморщился Щукин, удивленный тем, что грязный мешок Осипов бесцеремонно поставил на ковер, тогда как место этому мешку в лучшем случае у порога.
– Презент, ваше высокоблагородие, – с послушно-лукавым лицом сказал Осипов. – Презент от Николая Николаевича. – Последние два слова он произнес значительно.
Щукин поднялся с кресла и с необычной для него неторопливостью подошел к мешку. Осипов тем временем развязал сыромятный ремень, извлек из мешка несколько пар старых, со скособоченными каблуками и истертыми голенищами, сапог.