– Больше года моря не видел, а все «снасть», «снасть», – беззлобно передразнил Красильникова Фролов. Затем встал, сказал ему: – Ты посиди здесь. Должны звонить из штаба восьмой армии. Я скоро буду! – И обернулся к Кольцову: – Идем! Представлю тебя Лацису!
Они спустились вниз, где старательные красноармейцы попрежнему разбирались в пулемете, прошли мимо двух часовых, которым Фролов на ходу бросил: «Товарищ со мной!» – и вошли в большую комнату, из окон которой виднелись, словно на картине, обрамленной рамой, недвижные купола Софийского собора. Входя в комнату, Кольцов прежде всего увидел эти сверкающие на солнце купола и лишь затем уже стоящего у окна хозяина-Мартина Яновича Лациса. Выше среднего роста, с черной аккуратной бородкой, с тонкими чертами интеллигентного лица, на котором выделялись Слегка прищуренные серые спокойные глаза, он скорее был похож на ученого, нежели на военного, а хорошего покроя, тщательно отглаженный костюм, голубой белизны сорочка и умело подобранный галстук подчеркивали в нем человека тонкого вкуса.
Лацис предложил Кольцову сесть и несколько мгновений, не таясь, не боясь смутить гостя, неторопливо, в упор рассматривал его, словно хотел лично убедиться во всем том, что рассказывал ему об этом человеке Фролов. И странно, под этим прямым взглядом Кольцов не чувствовал себя ни неловко, ни беспомощно – это был доброжелательный взгляд, взгляд человека, который хотел верить ему, Кольцову.
– Фронтовую обстановку товарищи вам, конечно, уже доложили?
– Рассказывал, Мартин Янович, – ответил за Кольцова Фролов.
Лацис вернулся к столу:
– Трудно нам сейчас! Но мы должны, мы обязаны выстоять.
Поскольку белые бросили в наступление все, что имели, – дела вот-вот дойдут до кульминации. Струна натянулась до предела, должна лопнуть. Если мы сумеем выстоять – им конец. В этом сейчас тактика революции.
– Мартин Янович, успехи на фронте во многом зависят от тыла. – Кольцов посчитал долгом поделиться своими первыми впечатлениями от Киева. – Я прошел по городу… Рестораны, кабаки, казино… Это же «пир во время чумы».
Лацис сощурился, усмехнулся, продолжил тем же ровным, спокойным голосом:
– Рестораны, кабаки и фланирование господ по Крещатику – это самое невинное из того, что вам довелось увидеть… Мы ежедневно сталкиваемся с саботажем, спекуляцией, изготовлением фальшивых денег. Сталкиваемся с заговорами и шпионажем… Сложная обстановка, чего там! И людей у нас не хватает, и взять их неоткуда: почти все коммунисты по партийной мобилизации ушли на фронт.
Эти хорошо известные факты в устах Лациса приобретали выразительность и силу.