Это был коч холмогорцев. Аверьян, оглядывая берега, приметил костерок и возле него фигуру. Поморы несказанно удивились, впервые за два с лишним месяца встретив на своем пути человека.
Коч повернул к берегу и ткнулся носом в песок под обрывом, на котором горел маленький костерок. Герасим неосторожно стукнул веслом о борт. Стрелец вздрогнул, протер глаза, схватился за мушкет. Стоя в носу коча, Аверьян различил стрелецкий кафтан, крикнул:
– Эй, служивый, не стреляй! Сперва поговорим!
Он сошел на берег и направился к костру.
– Ружье-то, поди, не заряжено! – Аверьян снял с головы шапку и подбросил ее вверх. Грянул выстрел. Шапку Бармина стрелец продырявил, словно гуся на взлете. Аверьян поднял ее, осмотрел, покачал головой: – Хорош стрелок! Чей будешь? Тобольский али мангазейской?
Стрелец, снова зарядив мушкет, строго и неприступно стоял в выжидательной позе. Из караульной избы взбудораженные выстрелом, наскоро одетые выбегали остальные стрельцы. Старшой Михаиле Обрезков успел нацепить саблю, и она билась ножнами о голенище сапога.
Обрезков хотел было спросить грозно, начальственным голосом: «Кто такие? Откуда? Зачем?» Но с самой весны так истосковался по людям, ему так надоело смотреть на одни и те же лица своих сослуживцев, что он смягчился и сказал путешественникам добродушно и миролюбиво:
– Милости просим, дорогие гости! Откуда пожаловали? Видать, с Поморья? С Печоры али с Пинеги?
– Из самих Холмогор! – с достоинством ответил Аверьян, сняв простреленную шапку и поклонившись.
– Из Холмогор? – удивился стрелец и вдруг изо всей силы обнял Аверьяна. – Счастливые, видать, под праздник пришли! Таким гостям мы вдвойне рады. Только сперва надо службу соблюсти. Ты уж не обидься. Бумага у тя есть какая ни то?
– Есть, есть, – Аверьян вытащил из-за пазухи кожаный мешочек, что висел на ремешке на шее, вынул из него грамотку, полученную перед отъездом в Холмогорах. Стрелец стал ее читать:
«Дана грамота холмогорскому вольному крестьянину и промышленнику Бармину Аверьяну, сыну Петрову, о том, что промышленник оный человек православный, звания достойного, поведения благонравного, отправился своим коштом для промышленного и торгового дела в Мангазею. И просят в оном деле препятствий ему не чинить, а во всем оказывать подмогу. А идут с ним на его коче трое холмогорцев: Никифор Деев, сын Григорьев, Герасим Гостев, сын Офонасьев, и сын оного Аверьяна шошнадцати лет по имени Гурий. И все они люди тоже порядочные, уважаемые, и о том составлена грамота 1609 года апреля 28 дни с ведома архиерея да воеводы. А составил грамоту и скрепил оную печатью подьячий воеводского приказа Леонтий Струнников…»