Вне досягаемости станции нам пришлось остановиться, чтобы поменяться местами. Маленький мужичок стоял на моем колене, держась за рубашку, уставившись в окно. Наверное, я уснул. Когда проснулся, мы замедлились до сорока километров в час. Дорога стала прямой. Там, где раньше песок проглядывал сквозь траву, теперь трава не проглядывала сквозь песок. Солнце светило так ярко, что казалось, будто небо сияет, как неокрашенный металл. Шоссе мерцало на жаре.
– Дерьмово пахнет, – сказала Гомер.
Я тоже заметил. Моя коленка стала мокрой. Я убрал маленького мужичка на расстояние вытянутой руки, пара крошечных какашек выкатилась из полотенца.
– Ага, – признал он.
– Отвратительный, – скривилась Генри.
– Он твой сын, – напомнил я.
– Сын Панамы, ты хотел сказать.
– Ага, – согласился маленький мужичок.
– Сверните на междуштатную семьдесят седьмую, на запад, – приказал искатель.
Настал полдень, мы наконец добрались до объединения восточной и западной дорог.
– Вот доказательство тому, что мы на пути в Вегас, – заметил я.
Если бы искатель послал нас на восток, я бы забеспокоился.
Генри слишком ушла в вождение, чтобы отвечать. Мы уже съехали с северно-южной междуштатной, но еще не въехали на восточно-западную. Проблема в том, что мы просто не могли пробраться через заграждение. Фургоны проносились мимо идеальной цепочкой. Наш маленький грузовичок качался от создаваемых ими порывов ветра.
Генри свернула с дороги, в пустыню.
– Куда ты собралась? – поинтересовался я.
Мне не нравится быть вне досягаемости станции, еще меньше – вне дороги.
– На запад, – ответила она. – Искатель говорит на запад, значит на запад.
Пустыня оказалась лучшей дорогой, чем междуштатная.
Мы ускорились с тридцати до сорока километров в час и ехали параллельно междуштатной. Было и несколько трудных моментов. Однажды маленький мужичок чуть не свалился с моих колен, но быстро восстановил равновесие. Ему нравилось стоять на коленях, держаться за приборную доску и смотреть в лобовое стекло. Один раз мы обнаружили дыру в ограде и попытались въехать на асфальт, но обочина дороги оказалась экранирована. Как только грузовик сунулся на бетон, снизу послышался скрип.
– Плохо пахнет, – всполошилась Гомер.
Дым! Генри ретировалась поразительно быстро. Я подумал о жучке там, внизу.
Фургоны проносились мимо, один за одним, связанные электричеством в цепи по нескольку сот километров, раскачивая грузовик, однако поднимая меньше пыли, чем мы. Я определил по угрюмому выражению лица Генри и исчезновению последней синей птицы, что она проголодалась. У меня тоже подводило живот. К тому же мне хотелось знать, сколько мы протянем и без бензина, и без поддержки станции.