– Правды о чем? – спросил я, вернувшись.
– О Панаме. О Бобе. О себе. – Она посмотрела на крошечные таблетки и скривилась. – Они не помогут.
Но все равно проглотила их.
Генри опустошила стакан наполовину и вернула его мне.
– Плесни сюда немного виски, – попросила она. – Под раковиной.
Я действительно нашел бутылку с игривой этикеткой «Эй, милашка!» под раковиной в кухне. Выпрямившись, заметил, что штаны с одной полосой липкие и за мной все еще остаются кровавые следы. Но или нога больше не болела, или я просто привык к боли.
Я доливал виски в воду, пока смесь не приобрела светло-коричневый цвет, и вернулся в гостиную.
Генри уже выглядела лучше. Я вручил ей стакан, и она сделала изящный, испытующий глоток. Потом выпила еще, посмотрела на Гомер, спящую в тележке, затем на меня.
– Он?
– Она, – поправил я. – Гомер. Моя собака.
– Мне казалось, она в больнице.
– Она… – Я не хотел говорить, что она умирает. – Она не поправится. Я привез ее домой. Теперь что касается тебя. Ты вызывала доктора?
– Мне не нужен доктор, – ответила Генри. Глотнула еще. – Я знаю, что со мной. Мне нужны таблетки. Раз в день. Я получаю их от Боба. Но с самого рейда я его не видела. Он даже не звонил.
Я ее понимал.
– У него еще и мой альбом, – вставил я. – Какие таблетки?
– «Полужизнь». Для ребенка.
– Ребенка?
– Может, перестанешь постоянно повторять за мной?!
Генри сделала еще один маленький глоток виски, потом большой. Птицы возвращались: вначале крылья, потом маленькие тельца.
– Ребенок Панамы. Вот о чем я тебе так и не сказала. Я беременна. Узнала сразу после того, как он уехал.
– Но, по твоим словам, все произошло девять лет назад!
– Восемь с половиной, если точно. Боб приносит мне таблетки. «Полужизнь», одну в день. Они не дают ребенку родиться, понимаешь?
– Дай-ка мне немного виски.
Я допил все одним глотком и отдал ей пустой стакан.
– Ты беременна уже девять лет?
– Восемь с половиной. – Генри попыталась пожать плечами, потом застонала. – Боб пропал… когда вчера заболел живот, я испугалась. Но сегодня…
Она сложилась пополам в новом приступе и застонала – пугающий звук. Стакан ударился об пол и подпрыгнул. Я поднял его и, вернувшись на кухню, в третий раз наполнил водой. Я как раз добавлял виски, когда услышал звяканье в коридоре.
Генри открыла глаза: лифт.
В двери повернулся ключ.
Я выключил свет и встал рядом с дверью, держа за горлышко «Эй, милашку!» словно дубину.
Дверь открылась.
– Генри? Боб.
Я включил свет.
– Где ты пропадал? – спросила Генри. – Я тебя всюду искала.
– Ты не поверишь! – ухмыльнулся Боб.
Он закрыл за собой дверь. Потом увидел меня с бутылкой на изготовку, и его улыбка поблекла.