Медтехник переводил взгляд с тела Майлза на загруженную криокамеру и обратно. – Капитан Куинн, так не пойдет. Двоих она не вместит.
– Черт возьми, конечно, нет. – Куинн, пошатнувшись, поднялась на ноги; голос ее скрежетал, словно гравий. Казалось, она не осознавала, что по лицу ее текут слезы, розоватые от брызг крови. – Нет, черт возьми. – Она безрадостно поглядела на сверкающую криокамеру. – Вываливай ее.
– Куинн, я не могу!
– По моему приказу. На моей совести.
– Куинн… – В голосе медтехника звучала мука. – Разве он бы такое приказал?
– Он только что потерял свое чертово право голоса. Ладно. – Она набрала воздуху. – Я это сама сделаю. А ты начинай готовить его.
Стиснув зубы, медтехник повиновался. Он со щелчком открыл дверцу в ногах криокамеры и выдвинул лоток с оборудованием. Оно лежало в беспорядке, недавно уже раз использованное, а затем торопливо убранное обратно. Техник выкатил несколько больших запечатанных бутылей.
Куинн отперла криокамеру. Раздался хлопок разгерметизации, и крышка поднялась. Куинн потянулась внутрь, вытаскивая что-то, что Марк видеть не мог. И не хотел. Она зашипела, когда мгновенно обморозившаяся кожа на ее руках вздулась пузырями, но потянулась туда снова. С рычанием она извлекла зеленоватое, обнаженное, покрытое синяками женское тело и положила его на пол. Это была разбившаяся десантница с воздушного мотоцикла, Филиппи. Патруль Торна, пренебрегая огнем бхарапутрян, в конце концов обнаружил ее возле упавшей машины, в двух зданиях в стороне от того места, где она потеряла шлем. Со сломанной спиной, перебитыми руками и ногами, она умирала несколько часов, несмотря на все героические усилия медика Зеленого отряда ее спасти. Куинн подняла взгляд и увидела, что Марк смотрит на нее. Лицо Куинн было опустошенным.
– Ты… ты, бесполезный… Заверни ее. – Она указала на Филиппи и поспешила по другую сторону криокамеры, где возле Майлза уже присел медтехник Синего отряда.
Марк наконец-то справился со своим оцепенением, засуетился и отыскал среди медицинских припасов тонкую термоизолирующую фольгу. Боясь мертвого тела, но еще больше ужасаясь мысли не повиноваться Куинн, он расстелил на полу серебристое покрывало и затащил на него холодную мертвую женщину. Когда он, съежившись от страха, коснулся ее, тело было окостеневшим и тяжелым.
Он поднялся и услыхал, как медик бормочет, запустив руки без перчаток, глубоко в кровавое месиво, бывшее некогда грудной клеткой Майлза Форкосигана: «Не могу найти вход. Где, к черту, этот вход? Или хотя бы проклятая аорта,