А.Борисенко, Н.Демурова
Льюис Кэрролл: мифы и метаморфозы
Ему казалось - на трубе
Увидел он Слона.
Он посмотрел - то был Чепец,
Что вышила жена.
И он сказал: "Я в первый раз
Узнал, как жизнь сложна".
Льюис Кэрролл. Песня садовника[1]
В жизни Пушкина еще так много неисследованного...
Кое-что изменилось с прошлого года...
С. Довлатов. Заповедник
Наше время, не опасаясь преувеличений, можно назвать временем мифов, их бурного роста и широчайшего распространения. Можно было бы задаться вопросом о том, как и почему это происходит. Как соотносятся в мифе вымысел и факт? Что активизирует данную людям от века способность к мифотворчеству? Потребность ли заполнить образовавшуюся по тем или иным причинам пустоту в их жизни? Усилия ли массмедиа, культивирующих интерес к "знаменитостям" с особым упором на интимные, а зачастую и просто грязные подробности?.. Вглядываясь в знакомые черты, мы видим, как они меняются, послушные веяниям времени: сквозь глянец парадного портрета вдруг проступает карикатура, а то и совсем иная физиономия. Изображение колеблется, лицо ускользает.
Взять хотя бы Льюиса Кэрролла, математика и священнослужителя, автора двух сказок - "Приключения Алисы в Стране чудес" и "Алиса в Зазеркалье", принесших ему мировую славу.
Всем известно, скажем, что Льюис Кэрролл (он же Чарльз Латвидж[2] Доджсон) был застенчивым, неуклюжим заикой и нелюдимом. Мы знаем, что он скучно читал лекции, двух слов не мог связать в светской беседе и лишь в обществе детей оживлялся и становился вдруг - о чудо! - изобретательным и веселым рассказчиком. Мы знаем, что он всегда ходил в цилиндре и перчатках, отличался чопорностью и педантизмом, писал множество писем (в основном детям, разумеется) и воплощал в себе все викторианские добродетели.
Известно также, что превращению мрачного чудака в фантазера и сказочника способствовали не просто дети, а исключительно маленькие девочки. К которым этот чудесный сказочник испытывал - о ужас! - вовсе не отеческий интерес. Злоупотребляя доверием наивных мамаш, он увлекал юных спутниц в рискованные длительные прогулки, забрасывал их письмами и даже фотографировал в обнаженном виде!
В сущности, мы знаем не одного человека, а двух - Льюиса Кэрролла и Чарльза Латвиджа Доджсона; и эти двое оказываются почти антиподами: Доджсон, как видно, весьма умело дурачил недалеких современников, скрывая свою истинную сущность под скучной благопристойной личиной. Но и проницательным потомкам приходится нелегко - Кэрролл двоится в глазах, не дается в руки: "Он шел по жизни таким легким шагом, что не оставил следов"[3]. Поразительней всего то, что речь идет о человеке, чья жизнь была столь подробно и тщательно документирована ... После его смерти остались дневники, письма, воспоминания современников. В том числе и его некогда юных приятельниц, которых он называл "my child-friends".