И вот вчера, во время ничем не примечательного совещания, он словно прозрел и внезапно понял, насколько все его усилия тщетны. Он увидел, что между сотрудниками и директорами компании нет согласия и им никак не удается найти общий язык. Коул молча слушал споры и взаимные обвинения, за которыми не скрывалось ничего, кроме стремления к власти, и вдруг почувствовал себя лишним. Он с изумлением поймал себя на том, что ему абсолютно не интересно, чем закончится эта жаркая дискуссия.
И тогда он резко встал и вышел. Сел в свою видавшую виды машину и, выехав на хайвей-35, помчался на юг, домой в Остин. Но, добравшись до окраины городка, решил проехать немного дальше. Поначалу его потянуло на ранчо, расположенное к юго-западу от Сан-Антонио, но, неожиданно для себя, он на полном ходу миновал поворот и до конца ночи продолжал свой путь на юг, слившись с мчащейся машиной в единое целое.
Коул понимал, что его поступок – не что иное, как бегство. Ну и пусть! Что-то оборвалось внутри и гнало его на юг, мимо крошечных городков – Кингсвилла, Реймондвилла, Харлингена, Сан-Бенито, пока он, наконец, не очутился в Порт-Исабеле.
Широкие улицы этого городка в четыре утра были пусты. Коул проехал еще пару миль по дамбе, соединяющей берег с островом, и припарковался возле длинного многосекционного дома, построенного лет десять назад, в период экономического бума.
Оставив в машине пиджак и туфли, Коул пошел вдоль берега, не отдавая себе отчета, куда он идет, и, похоже, забрел достаточно далеко от дороги.
Он был наедине с морем и дюнами, за которыми шуршала сухая трава, обласкан волшебными лучами солнца, золотившими все вокруг.
Ветер теребил его волосы, набрасывая пряди на глаза и как бы напоминая, что пора постричься. Коул хотел их пригладить рукой, но взъерошил волосы еще больше. Да, стрижка ему не поможет. Наверное, пришла пора серьезных решений, подумал он.
Большую часть своей жизни Коул делал то, к чему его обязывал долг, никогда не спрашивая, может ли он отказаться от этого. Покинув вчера совещание, он разом отрешился от всего – от бизнеса, собственного ранчо, от обоих своих братьев и тетки, старой девы, и словно сбросил груз, который тащил с двадцати лет.
Он был главой семьи, главой «Коллоуэй Энтерпрайзес» уже более пятнадцати лет. Целая жизнь… Одинокая жизнь.
В голове смутно промелькнул знакомый образ, напомнив о чем-то давно утраченном. На него смотрели из прошлого черные глаза… Большие и слегка раскосые, как у лани. Он знал их такими разными – искрящимися от озорства, томными от любви, полными сострадания, горящими от гнева. Он вспомнил губы.., надувшиеся от обиды, радостно улыбающиеся, дрожащие от отчаяния.