– Никогда!
– Я тоже. В жизни не задумывался, какие бывают губы.
– Твои – чудо, – сказала она. – Не утомляй их разговорами, лучше поцелуй меня.
Впрочем, к концу первого года обнаружилось кое-что еще. Он работал в рекламном агентстве и был привязан к одному месту. Она работала в бюро путешествий, и ее ждали служебные поездки по всему миру. Раньше они об этом как-то не думали. Осознание пришло, как извержение Везувия; когда вулканическая пыль начала оседать, они внезапно поднялись среди ночи, переглянулись, и она еле слышно сказала:
– Прощай…
– Что? – переспросил он.
– Мне видится прощание, – сказала она.
Ему бросилось в глаза, что ее лицо затуманила печаль, но не такая, как у экранного Стэна, а ее собственная.
– Как у Хемингуэя в одном романе – ночью двое едут в машине и говорят: как нам хорошо было бы вместе, а сами знают, что все кончено,25 – сказала она.
– Стэн, – проговорил он, – причем тут роман Хемингуэя? Это же не конец света. Ты меня никогда не покинешь.
На самом деле это был вопрос, а не утверждение; она соскользнула с кровати, а он протер глаза и спросил:
– Что ты там ищешь?
– Дурачок, – сказала она, – я стою на коленях и прошу твоей руки. Женись на мне, Олли. Полетим вместе во Францию. Меня переводят в Париж. Нет, ничего не говори. Молчи. Совершенно излишне распространяться о том, что в этом году я буду зарабатывать нам на жизнь, а ты будешь писать великий американский роман…
– Но ведь… – начал он.
– У тебя есть портативная печатная машинка, бумага и я. Ну что, Олли, едем? Так уж и быть, жениться не обязательно, будем жить во грехе, но давай полетим вместе, прошу тебя.
– А вдруг через год все рухнет, и мы окажемся в западне?
– Да ты никак боишься, Олли? Не веришь в меня? В себя? Во что-то еще? Боже, почему мужчины все такие трусы, откуда, черт возьми, у вас такая щепетильность, почему вы не можете положиться на женщину? Слушай, у меня хорошая работа, поехали со мной. Я не могу оставить тебя здесь, ты упадешь с той проклятой лестницы. Но если ты меня вынудишь, я уеду одна. Мне нужно все сразу – и сейчас, а не завтра. Я имею в виду тебя, Париж, мою работу. Писать роман – дело долгое, но ты справишься. Итак, либо ты пишешь его здесь и клянешь судьбу, либо мы с тобой уезжаем далеко-далеко и снимаем каморку без лифта и горячей воды где-нибудь в Латинском квартале? Это все, что я могу тебе сказать, Олли. Первый раз в жизни делаю предложение руки и сердца, первый и последний – ужасно больно стоять на коленях. Ну, как?
– У нас, кажется, уже был такой разговор? – спросил он.