Подполковник глянул сурово. Мол, хватит антимонии разводить. Приказал:
— Давай так. Свяжись с Собчаковской, чтоб охрану выставили. Чтоб никто хренов саквояж не ворохнул. Я пойду саперов организую и начальству доложу.
Пускай решают. Будем движение поездов приостанавливать, как в прошлый раз, или нет? Пассажиров будем эвакуировать или как?
— И вообще, общественность будем оповещать или что? — поддакнул майор Туровский, а после нажал нужный рычажок, снял нужную трубку и сказал: — Собчаковская? Дежурный. Значит так, старший лейтенант. У подножия Собчака встань лично… Нет, Собчак хоть и из цветных металлов, но его никто пока выкрадывать не собирается. Там саквояж с часовым механизмом. Жди саперов…
Как — чей след? Слушай, ты мне глупые вопросы не задавай. Я тебе не комиссар и не политрук. Чей может быть след? Чеченский, конечно…
Звуки неслись именно из той камеры, в которую Кофи упрятал Василия Константиновича. Вождь выплюнул кровь и хищно облизнулся. Язык покрылся мукой. Мука смешалась с кровью. Во рту образовалось тесто.
Кофи механически его проглотил. «Кофи!» — разобрал он свое имя. В ответ он прокричал, едва не касаясь окровавленным ртом белой двери холодильника:
— Ну что, чучело, живой еще? Я тут регулятор температуры повернул вправо.
Долго мучиться не придется.
— Хорошо, я умру, — раздалось очень глухо, как из подземелья. — Скажи только, за что ты убиваешь Кондратьевых?
Вождь оскалился. "Странный вопрос!
И правда хорошо, что этот белый не подох сразу. Поговорим". Он крикнул:
— Неужели не догадываешься?
— Нет! — прозвучал ответ.
— Ну так знай теперь. По закону моего народа за убийство матери сын должен уничтожить всю семью убийцы до третьего колена!
Василию Константиновичу словно стало теплее в двадцатиградусный мороз.
Тайна отступала. Его семья — жертва чудовищного недоразумения!
— Я никогда не убивал женщин.
— Нет, ты убийца. Твой сын показывал французский нож. Этим ножом ты зарезал мою мать в лесу в стороне Абомея. —г— Вождь выплюнул кровь, которая непрерывно продолжала набегать. — Это было двадцать пять лет назад. Настал час расплаты.
Кондратьев терял силы. Он понимал, что может умереть, прежде чем страшный разговор закончится.
— Это неправда, Кофи. Я не убивал женщин. Я не был в джунглях в стороне Абомея. Это ты убиваешь невинных людей. Ты уже почти убил и меня. Не бери лишний грех на душу. Открой дверь, пока я жив… Нож, который ты видел, я выбил из рук колдуна из Губигу, на берегу Немо.
В мангровом лесу…
Кофи уже собирался что-то сказать, но последние слова остановили его. Колдун Каплу, родная деревня, мутная стремительная река, мангровый лес пронеслись перед мысленным взором, как в калейдоскопе. Все сходилось.