Или вот: приходил тут один урод – милиционеру голову отрезал, просил посоветовать, что теперь делать. Ну, я посоветовал ему нож выкинуть. Заложить – принципы не позволяют, но я просто ненавижу таких людей, меня трясет от них.
Такие вот дела. Когда я смотрю на современный преступный мир, мне кажется, что Запад вскоре сам поставит перед нами железный занавес – от страха перед нами, чтобы наш беспредел туда не перешел.
Сильная Россия никому не нужна…
– Ты знаешь, я никогда не был националистом, но сейчас потихоньку в него превратился. Это удивительно: я начинаю ненавидеть азербайджанцев, молдаван. Смотрю телевизор, планирую, что бы сделал я, как уничтожил бы румын, сунувшихся к нам. Мне нравится новый командующий 14-й армией Лебедь – и по лицу, и по тому, что он говорит. Ну нельзя же все отдавать, ведь вся Россия рассыпается… Это же для всех погибель.
Я-то все равно скоро умру, но вам жить так нельзя. Надо что-то делать. Я голосовал за Ельцина, но сейчас я бы свой голос ему не отдал. Тогда, правда, некого выбирать было, кроме него. Да и сейчас-то некого… Но ведь это Ельцин довел многих серьезных людей до того, что они стали поддерживать человека, который сказал, что государства Казахстан не было никогда, а Украина будет существовать до тех пор, пока до нее не дойдут наши танки. Это – Жириновский. У него каждое слово – как кинжал, как говорит мой приятель Миша Монастырский. Я Мише говорил, что Жириновский – это страшно. Миша умнее в тысячу раз, а вот – за Жириновского.
Ельцин не проявляет жесткости. Как Николай II, который ничего хорошего собой не представлял, если ты читал. Тоже жесткости не проявил, когда Россия гибла, хотя обязан был офицерство возглавить. Поэтому, конечно, зверство, что семью его расстреляли, но самого Николая не жалко.
Ельцин – он временный… Горбачев – не отнимешь, толчок дал правильный. Развалить такое государство – это вообще волшебником надо быть. Я знавал людей, которые с ним еще на комбайне работали. Говорили, неплохой мужик…
Не готовы мы оказались к демократии. Нельзя ее было всем сразу давать, нужно было сначала людей подготовить. Вот поставь меня сейчас королем Испании – не справлюсь, время нужно, чтобы подготовиться. Моего сына вот только указом специальным можно заставить работать. Прессе, может быть, и можно, и должно демократию дать, а остальным – рано…
Можешь смеяться надо мной, но я тебе скажу: Россия была сильной страной, когда в ней был сильный уголовный мир. Сильный – это не значит разнузданный и дико жестокий. Уголовный мир силен традициями, законами и авторитетами, когда люди по понятиям живут. Тогда баланс в обществе не нарушается. Но сильная Россия никому не нужна – ни Англии, ни Америке, ни Франции…