Наверное, со стороны это выглядело потешно: благоухающие изысканным парфюмом господа в стильных дорогих костюмах орали и брызгали слюной, как подзаборные синяки, промышляющие сбором пустых бутылок. Но Марине было не до смеха. «Сучка» и «соска вшивая» были самыми ласковыми эпитетами, которыми ее наградили. Претензии Карпенко сводились к тому, что из-за «пустозвонства» Марины и ее «недотраханных дружков» братья попали на крупные бабки («Тебе, соска вшивая, такие деньги и не снились…»).
— Мы вас, щелкоперов, на счетчик поставим! Вы нам по гроб жизни за свои писульки башли отстегивать будете!
Руганью дело не ограничилось. Младший Карпенко схватил Марину за шею и долго тряс. Затем отвесил несколько оплеух (браслет его часов и оставил царапину на Марининой щеке).
— Квартира у тебя есть? Не будет у тебя квартиры, — кричали Марине. — На помойку отправишься к бомжам… — Эта идея неожиданно вдохновила братьев. — Сейчас и видок тебе сделаем, для помойки в самый раз!
Пока охранники братьев держали Марину, Станислав вооружившись ножницами, защелкал ими по кудрям журналистки.
Наконец он посчитал работу законченной, и охранники получили от своих хозяев указание отправить «говнючку» на помойку.
Выполнили амбалы приказание буквально. Марину выволокли на задний двор «Лаки чена», откинули крышку помоечного бака и сунули девушку внутрь. Да сверху еще и крышкой закрыли…
К концу рассказа Маришку совсем сморило. Она отключилась.
***
Интересно, подумал я, только Марина попала под горячую руку Карпенко или еще кто-нибудь из наших коллег «понюхал помойки»? Впрочем, всем этим у меня будет время заняться утром. Сейчас меня ждали более насущные дела: стирка измазанных брюк и футболки Марины…
Утром Марина выглядела неважно.
Но все равно очаровательно.
— Я всю ночь думал, — сказал я, — на твоем месте я бы пошел в РУБОП и написал на обоих Карпенко заявление.
Нет. Я боюсь!
Тогда я попытался выяснить, с кем еще из ее коллег братья могли провести воспитательные мероприятия, но она наотрез отказалась говорить со мной на эту тему.
Еще чуть-чуть, и истерики было бы не избежать. Я не стал настаивать. В конце концов, и сам могу все выяснить.
Маринина одежда уже высохла.
— Одевайся, я отвезу тебя домой…
— Все будет хорошо, — попытался успокоить ее я.
Мы — расстались возле дверей ее квартиры на Петроградской. Я пообещал позвонить ей вечером.
— Посиди некоторое время дома, на работе не появляйся, — попросил Марину я напоследок. — Ты же можешь заболеть на пару дней?
***
Теперь предстояло заняться кое-какими изысканиями. Я отправился в контору. Была суббота. Но многие коллеги появлялись в Агентстве и по выходным: кто поработать, а кто и отдохнуть. Восьмеренко, например, обычно общался с кем-то по казенному интернету. А Спозаранник опять кого-то допрашивал с пристрастием в своем кабинете с решетками на окне — из-за двери слышались приглушенные мужские рыдания.