— Это действительно большая удача, — согласился отец, неправильно истолковавший восклицание сына. — Быть может, тебе и впрямь удастся убить не одного голубя этой стрелой. К тому же красавица Эльпиника до сих пор не замужем… Одно к одному, как говорится. Ну, не нужно краснеть. Я ухожу к господину архонту. На всякий случай будь поблизости — быть может, он сам захочет рассказать тебе о деталях предстоящего дела.
— Хорошо, отец, — Леонтиск тоже поднялся на ноги.
Когда стратег скрылся в глубине дома, молодой воин, нервно облизывая губы, сделал несколько кругов по приемной, затем вышел прочь. От неожиданных новостей голова шла кругом, и ему необходимо было хлебнуть свежего воздуха, успокоиться и разложить все по полочкам.
У главных дверей особняка Никомаха стояли, переговариваясь, несколько вольноотпущенников и охранников из воинов городской стражи. Поодаль, у закрытой лектики, сидели восемь рослых носильщиков и одинаковых желтых хитонах. Леонтиск хотел было подойти, заинтересовавшись устройством экипажа — в Спарте это римское новшество еще не появилось — но подошедший от ворот управляющий негромко окликнул его.
— Молодой господин, там, у ворот, какой-то человек спрашивает тебя.
— Человек? Меня? — тупо переспросил Леонтиск. Кто мог узнать, что он прибыл в Афины?
— Именно. Неплохо одет, похож на слугу из хорошего дома. — Управляющий, немолодой иониец, едва заметно пожал плечом.
— Интересные дела, клянусь Меднодомной. Пойду погляжу. Если отец будет искать, я у ворот.
Выйдя на улицу, молодой воин сразу увидел притулившуюся у ограды высокую фигуру в дешевом, но новом плаще поверх чистого белого хитона. Бородатое лицо не показалось Леонтиску знакомым, вот только этот V-образный шрам на скуле… где он его видел?
— Ты искал меня? — спросил Леонтиск, сделав на всякий случай грозное выражение лица.
— Хе, не узнал, зубастый львенок? — отороченные черными волосами губы раздвинулись, обнажив белозубый оскал.
Так Леонтиска называл лишь один человек.
— Гм… Эвполид? — недоверие сменилось чувством радостного облегчения. С Эвполидом, старшим сыном Терамена Каллатида, Леонтиск встречался несколько раз в жизни, и последний из них лет шесть назад, получив очередной отпуск по случаю принятия в «львы». Всего годом старше Леонтиска, Эвполид уже тогда был юношей самостоятельным, дерзким в речах и весьма охочим до женщин. К тому же крайне задиристым и скептично настроенным к преимуществам воинского обучения в спартанской агеле. Тогда воспитаннику лакедемонской школы пришлось преподать насмешнику урок в поединке на мечах — затупленных, конечно, — и этот шрам на лице Эвполида стал его расплатой за необдуманные слова. Разумеется, поединок — и даже эта нечаянная рана — не расстроили, а, напротив, укрепили дружбу между двумя молодыми людьми. — Неужели ты?