Надо же, в соседнем доме жил шпион, он, Ратмир, много раз видел его, но ему и в голову не пришло, что это враг! Незаметный такой гражданин в серой косоворотке. Даже в самую жару носил он сапоги, а на голове кепочку блином. Вежливый, всегда с ребятами здоровался… А машинист Сорокин-то, что же он, не знал?
Будто отвечая на его вопрос, Тонька сказала:
— И Сорокина забрали. Говорят, он тоже немецкий шпион. И дядечка этот никакой ему не родственник.
Ну и дела! Живешь себе, встречаешься, разговариваешь с людьми, а среди них скрывается шпион! И ничем-то он не отличается от других. Такой же, как и все.
— А тетя Маня? — спросил Ратмир. — Тоже шпионка?
— Она плачет-рыдает, — ответила Тонька. — Столько лет, говорит, прожила с мужем душа в душу и не знала, что он… шпион! Мол, политикой он сильно интересовался и даже как-то выпивши сказал ей, что скоро будет война с немцами и они победят Россию…
— Я шпионов, кроме как в кино, не видел, а тут сразу два жили под самым боком! — удивился Ратмир.
— Все ахают, — сказала Тонька.
Детей у Сорокиных не было, — кажется, один мальчик родился и сразу умер. Машинист был спокойный мужчина лет тридцати пяти, а жена его, тетя Маня, немного моложе. Жили они хорошо, никогда не ссорились. По крайней мере, скандалов у них никто не слышал. Ратмир много раз видел, как машинист в железнодорожной фуражке с деревянным сундучком в руке степенно проходил через парк к своему дому. Он водил товарные поезда, а тетя Маша работала в железнодорожной школе уборщицей. Дядечка в косоворотке появился у них сразу после майских праздников. Никто на него и внимания не обратил — мало ли к кому приезжают родственники из деревни?
— Иди-ка сюда, что я тебе покажу! — другим, незнакомым голосом позвала девчонка.
Ратмир подошел и остановился перед ней. Глядя на него снизу вверх раскосыми расширившимися глазами, Тонька приглушенно скомандовала:
— Сядь рядом!
Ратмир переступил босыми ногами по песку, отбросил со лба жесткую русую прядь — была у него такая привычка — и нехотя — он не привык, чтобы им командовали, — сел на диван, который издал еще более протяжный и жалобный писк.
Тонька, прижмурив глаза, прошептала:
— Поцелуй меня…
Ратмир ошеломленно отодвинулся, он почувствовал, как кровь прилила к щекам, стало горячо ушам. Он облизнул пересохшие губы и выдавил из себя:
— Кажись, мать зовет…
Никто его не звал, просто внизу, в коридоре, хлопнула дверь.
Их глаза встретились. Ему показалось, что острый черный зрачок девчонки пульсирует. Веснушки возле носа шевелились, будто живые.
— Дай руку! — потребовала она.