– Ты тоже потерял кого-то, не так ли?
Я кивнул.
– Нейт... ты...
Я вытер лицо рукой, она стала влажной.
– Нет. Это пот. Одеял слишком много.
– Кого, Нейт? Кого ты потерял?
И я рассказал ей. Рассказывал медленно и подробно о своем отце. О том, как он из-за меня выстрелил из этого пистолета в себя. О том, что с тех пор я ношу этот пистолет, чтобы не забыть.
– Но кое о чем я забыл, – признался я. – Жизнь и смерть ничего не стоят в этом гнусном, проклятом мире. Особенно во время этой гнусной проклятой депрессии.
– Я по своей природе не философ, – сказала она, сжимая мою руку и глядя в темноту перед собой, – но я всегда думаю о том, почему в этом мире столько жестокости?
Я поцеловал ее в лоб.
Ветер стих, временами раздавалось его негромкое, убаюкивающее посвистывание.
– А почему ты не рассказываешь мне о своем сыне? Расскажи мне о своем малыше.
Она выполнила мою просьбу. Почти час она рассказывала мне о своем «прелестном и необычайно умном» ребенке. Свеча догорала, ночь близилась к концу, и маленький Винсон был единственным витающим в доме духом, но отнюдь не зловещим призраком.
* * *
Через несколько часов, когда мы спустились к завтраку, шаги в коридоре и мысли о привидениях показались мне нелепыми. На Эвелин было повседневное черно-белое платье: мне было позволено сменить водительскую форму на один из двух моих костюмов. Инга готовила яичницу с грудинкой – Гас предусмотрительно оставил в доме немного свежих продуктов, – и запахи еды, смешанные с запахами утра, бодрили нас.
Однако Инга казалась еще более угрюмой, чем обычно.
Мы сидели в кухне за скромным квадратным столом. Инга подавала нам яичницу с грудинкой и гренки, отводя в сторону свои воспаленные глаза с черными кругами под ними.
– Дорогая моя, – обратилась Эвелин к своей служанке, – должно быть, ты очень плохо спала ночью?
Инга ничего не ответила.
– Положи еды себе, дорогая, – сказала Эвелин, – и присоединяйся к нам.
Инга неохотно подчинилась. Ее светлые волосы висели плетьми, когда она начала ковырять свою пищу. Неожиданно она подняла на нас широко открытые испуганные глаза, такие же, какие были у Эвелин, когда она вошла в мою комнату.
– Мадам, если вы не против, можно я сегодня буду спать в другой комнате?
– Что случилось, дорогая?
– Кто-то постоянно стягивал с меня ночью простыни, когда я засыпала.
– Инга, – сказал я, – на вашей двери есть замок?
– Да, и я заперла ее.
– А ваши окна тоже заколочены, как и мои?
– Да.
Эвелин наклонилась вперед и впилась в служанку своими голубыми глазами:
– Ты хочешь сказать, Инга, что кто-то стягивал простыни с твоей кровати, когда ты была одна в комнате, а двери и окна были заперты?