Однако ворота оказались открытыми – нас ждали или по крайней мере Эвелин – и я встал позади нее, держа в руках свою водительскую кепку, когда она позвонила у дверей. Дверь открыл высокий, стройный, симпатичный юноша лет шестнадцати в аккуратно сидящих на нем свитере с ромбовидным рисунком и серых брюках.
– Мы пришли к мистеру Минзу, – улыбнувшись, проговорила Эвелин.
Мальчик кивнул; его большие карие глаза глядели простодушным взглядом.
– Пожалуйста, входите, – сказал он, и мы вошли. Интерьер дома был таким же опрятным, как одежда мальчика. Красивая обстановка в колониальном стиле свидетельствовала о том, что живут в нем люди если и не богатые, то уж во всяком случае зажиточные.
– Кажется, отец ждет вас, – сказал мальчик.
В этот момент послышался густой голос Минза:
– Эй там, привет! Поднимайтесь наверх!
Оставив мальчика, мы поднялись по лестнице, и на площадке нас встретил Минз. В отличие от своего дома и сына, выглядел он ужасно: коричневый костюм – мятый, галстук – незатянутый, глаза воспаленные, изо рта несет спиртным, лицо красное и потное. Он провел нас в загроможденный мебелью кабинет мимо стола, на котором лежало изобретение, достойное полотна карикатуриста Руба Голдберга, – длинная доска с прикрепленными к ней четырьмя батарейками, большой лампой и отражателем.
Крупный круглолицый ублюдок тяжело опустился в кресло позади беспорядочно заваленного различными предметами стола.
– Боже, Одиннадцатый, вчера ночью мы едва унесли ноги!
– Что вы имеете в виду, Минз?
– Называйте меня Хоганом, Одиннадцатый. Я настаиваю на этом. Мы будем разговаривать в присутствии вашего шофера?
– Я же агент номер Шестнадцать, – сказал я. – Помните?
– Если вы полицейский шпион, – загадочно проговорил Минз, – ребенок Линдбергов окажется в незавидном положении.
– Расскажите нам о своем чудесном спасении, – сказал я.
Я отыскал для Эвелин стул, скинул с него несколько писем и старых газет, а сам продолжал стоять с кепкой в руке. Кепка прикрывала браунинг девятого калибра у меня под поясом.
– Я ездил туда, где находится ребенок, – мрачно проговорил Минз, наклонившись вперед и сложив руки, как для молитвы.
– Куда это? – спросила Эвелин.
– Этого я не могу вам сказать, – ответил Минз, с сожалением покачав своей массивной лысой головой. – Я дал слово этим преступникам, что никому не открою их местонахождение. Могу только сказать, что это место находится в пределах ста миль от Вашингтона.
– Вы его видели? – тихо спросила Эвелин. – Вы видели Чарльза Августа Линдберга-младшего?
– Да, – спокойно ответил Минз. Ямочки на его щеках были такими же очаровательными, как попка младенца. – Я брал ребенка на руки. У него голубые глаза, светлые волосы. На нем были вязаная шапочка, желтовато-коричневое пальто, коричневые ботинки и белые чулки. Его возраст и внешность совпадают со всем, что я видел и слышал об этом ребенке.