лицо исказилось, глаза безумные. Он совсем не был похож на того спокойного заключенного, о котором я так много слышал.
– Начальник, – проговорил он удивительно высоким, полным отчаяния голосом, – сделайте что-нибудь.
– Ричард, – мягко произнес Кимберлинк, – к вам пришли...
Хауптман еще даже не посмотрел на меня. Он просунул руку через решетку и указал наверх.
– Смотрите, – сказал он. – Смотрите!
Мы посмотрели туда, куда он указывал; по наклонным окнам большого фонаря верхнего света барабанил дождь, звуки которого негромким эхом достигали нас. Одно из окон фонаря с металлической рамой было приоткрыто, чтобы заходил воздух; угол был небольшим, и внутрь вода не затекала, но была другая проблема: в пространство между окнами и металлической сеткой на них попал воробей. Пытаясь вырваться из этой тесной тюрьмы, птица отчаянно и безуспешно взмахивала крыльями и билась о сетку.
– Сделайте что-нибудь, начальник! – воскликнул Хауптман, возбужденный не меньше птички.
– Ладно, Ричард, – сказал Кимберлинк, помахав в воздухе рукой. – Я велю охраннику заняться этим. А вы успокойтесь, к вам пришли.
Кимберлинк и охранник сразу вышли, причем первый указывал на ходу вверх, на фонарь, где застряла птица. Видимо, он действительно собирался ее освободить.
Тем временем Хауптман внимательно и недоверчиво, словно я был выставленным для опознания подозреваемым, смотрел на меня; беспокойство за птицу неожиданно сменилось суровостью.
– Я вас знаю.
– Вообще-то, – сказал я, – мы никогда не встречались, но...
– Вы давали против меня показания.
– Не против вас. Я просто давал показания.
– Вы приятель и телохранитель Джефси.
– Джефси мне не приятель. Уверяю вас, – я протянул ему руку. – Меня зовут Геллер. Натан Геллер. Я частный детектив. Губернатор Хоффман нанял меня, чтобы я помог расследованию, цель которого – установить истину о преступлении, в котором вас обвиняют.
Губы его скривились в улыбке.
– Обвиняют – это мягко сказано, мистер Геллер... ну да ладно.
– Можете называть меня Нейт.
– Хорошо, – он протянул руку через отверстие в решетке. – Меня зовут Ричард. Друзья называют меня Диком. Почему бы вам не называть так?
– Хорошо, Дик, – сказал я.
Прессе и обвинению нравилось называть его Бруно – это превращало его в тевтонского зверя.
Мы пожимали друг другу руки, когда подошел начальник тюрьмы и сказал Хауптману:
– Мы займемся этим вопросом. – Он имел в виду птицу. Потом повернулся ко мне: – Если вам что-нибудь понадобится, здесь всегда есть по крайней мере один охранник.
– Вы можете впустить меня туда? – спросил я. – Мне не хочется разговаривать с ним через эту решетку.