– За что, черт побери?
Я наклонился над ним со сжатыми кулаками:
– За то, что ты написал этот проклятый номер в чулане в другой комнате.
Лицо его размякло, глаза наполнились страхом и еще чем-то. Может быть, раскаянием?
– Боже, – сказал он. – Кто вы?
– Тот, кто спустит с тебя три шкуры, если ты не признаешься.
Не отрывая своего зада от пола, он, словно большая крыса, забился в угол между кухонными шкафами и плитой.
– Послушайте... я не хочу неприятностей... Это никому ничего не даст.
Я подошел, схватил его за воротник плаща, поднял и начал бить открытой рукой по лицу; его очки отлетели в сторону. Наблюдавшая за этой сценой Эвелин нервно вздрагивала при каждом ударе, но ей это нравилось.
– Прекратите! – сказал он. – Прекратите!
Я прекратил. Мне стало немного не по себе. Парень совсем не сопротивлялся.
– Прекратите, – тихо повторил он, и я увидел что он плачет.
– Господи, – проговорил я и отпустил его.
Он сел на пол и разревелся.
– Я бил его не очень сильно, – обратился я к Эвелин.
Кажется, она тоже смутилась.
– Я не думаю, что ты его сильно бил... Я думаю, он не из-за этого...
Я опустился на корточки и сказал:
– Вы хотите что-то сказать, Тим?
Теперь мы все чувствовали себя неловко.
– Черт, – сказал он, вытирая с лица слезы и сопли своими большими руками. Потом обратился к Эвелин: – Извините меня, мэм.
Я дал ему платок. Он вытер им лицо и высморкался. Со смущенным видом протянул платок мне обратно.
– Теперь он ваш, – сказал я и помог ему подняться на ноги. Эвелин подала ему очки; они не сломались.
– Вы... вы правы, – сказал он, надев очки. – Вы били меня не сильно. И все-таки, как вас зовут?
– Меня зовут Геллер. Я детектив из Чикаго.
– С чего бы это чикагские копы вспомнили об этом деле, когда столько времени прошло?
– Я частный детектив. Работаю здесь на губернатора Хоффмана и миссис Мак-Лин. Это же вы написали номер телефона Джефси на обшивке чулана, не так ли?
Он кивнул с тяжелым вздохом:
– Я первым опубликовал это сенсационное сообщение на первой полосе, и имя мое стало известным. Но я никогда не думал, что этот номер станет одной из основных улик, на основании которых арестуют этого несчастного сукиного сына.
– Первый раз встречаю совестливого репортера.
– Я не подозревал, что у меня есть совесть, пока вы не начали колотить меня по лицу.
– Значит, это вас гложет.
– Видимо, больше даже, чем я предполагал. Извините меня. Распустил нюни, как ребенок... это, правда, унизительно...
– Вы расскажете об этом полиции?
– Нет, – сказал он.
– Нет?! – повторила ошеломленная Эвелин. Кровь и все сочувствие к нему отхлынули с ее лица. Она схватила меня за руку.