За рулем был полковник Брекинридж, но и я успел покрутить баранку. Даже в роскошном «дузенберг-седане» Брекинриджа, который я ради любопытства разогнал до ста миль, пока Брекинридж спал, дорога заняла восемь часов. Если бы я захотел, машина поехала бы еще быстрее, но я сбавил скорость, когда она начала подрагивать. Позднее я понял, что дрожал сам: «дузенберг» катил бесшумно и мягко; ехать на нем было все равно что спускаться на заднице по медным перилам.
Когда я не вел машину, я спал; накануне ночью часы, которые были предоставлены мне для сна, я проворочался с боку на бок. Полковник Линдберг собирался организовать для меня комнату в гостинице, но при наплыве газетчиков это даже ему оказалось не под силу. Тем временем меня уложили в доме на раскладушку.
Это бы ничего, да все свободные комнаты в доме были заняты (Брекинридж поселился в нем с женой Айдой, приехала также мать Энн Линдберг), и раскладушку поставили в детской.
Я лежал в полумраке – луна прокрадывалась в комнату через незанавешенное окно, словно еще один похититель, – и смотрел на детскую кроватку, на кедровый сундук, на подоконник, на веселые обои, постоянно возвращаясь мыслями к этому похищению и пытаясь понять, как оно могло произойти. Я чувствовал присутствие ребенка рядом; его невинность маленьким надоедливым призраком витала в детской.
Кроме того, у меня всю ночь урчало в животе. Линдберг вечером пригласил меня отужинать с ними. Элси Уэтли, супруга дворецкого Оливера, приготовила ростбиф с кровью и гарнир из картофеля и моркови, а также пирог из взбитого теста с мясом. Все выглядело неплохо, но мясо было жестким, а все остальное безвкусным. Только в Америке богатые настолько наивны, чтобы нанимать кухаркой англичанку. Во время беседы за обеденным столом, пока я пытался разжевать свой ростбиф, мать Энн, заметив, как мало ест ее дочь, напомнила той, что теперь ей нужно есть за двоих.
Оказывается, Энн была беременна уже на третьем месяце.
Еще до рассвета, словно мы собирались на рыбалку, Брекинридж забрал меня из детской, и мы выехали с ним в его роскошной, отделанной внутри кожей и деревом, со встроенным в заднее сиденье баром машине.
Вскоре после, полудня мы прибыли в Виргинию-Бич. Брекинридж свернул направо на 14-ю стрит и затем на какую-то извилистую дорогу. Если не считать католической церкви, дом, куда мы направлялись, стоял обособленно – внушительное, крытое черепицей темно-зеленое строение на берегу небольшого озера. Большая лужайка, окруженная аккуратно подстриженной живой изгородью, с разбросанными там и сям деревьями и кустами уже начала зеленеть, словно сюда весна пришла раньше. Мы припарковались напротив и пошли по извилистой дорожке из каменных плит, возле которой на столбе была деревянная вывеска с аккуратно выжженными словами: «Сотрудничество с целью исследований и просвещения».