Вскоре в помещении неотложки стало тесно от набившихся полицейских, политиков и репортеров. Лэппса увели наверх, остальные толпились в вестибюле.
Диккинсон, заскочив домой, успел поменять пляжные трусы на форму, которая была ему очень к лицу; вокруг улыбчивого полицейского вспыхивали блики фотовспышек. Несколько раз мы с ним позировали вдвоем, и он мне шепнул:
— Мы неплохо поработали.
— Ты и твой цветочный горшок.
— Ты отличный полицейский, Геллер. Мне плевать, что говорят другие.
Такое приятно слышать.
Мой настойчивый приятель Дэвис из «Ньюс» был среди первых прибывших и сразу же предложил мне тысячу долларов за эксклюзивное интервью. К своему величайшему неудовольствию, я все же отказался от его предложения.
Глядя на него, можно было подумать, что своим отказом я пригвоздил его к кресту.
— Геллер, ты отказываешься от денег? Почему?
— Дело слишком громкое, чтобы давать информацию лишь одной газете. Я должен предоставить возможность любоваться мной и любить меня всему городу.
Большую часть наградных денег, общая сумма которых к этому моменту составила порядка сорока тысяч, обещали выплатить различные газеты (хотя кое-что внесла и мэрия), и мне не хотелось никого расстраивать.
— Пройдет много месяцев, прежде чем тебе вновь сделают подобное предложение, — приставал Дэвис, — награды не вручат до объявления приговора, ты же знаешь.
— Знаю. Я терпеливый мужик и могу подождать. Кроме того, у меня предчувствие, что после случившего дела в А-1 не придут в упадок.
Дэвис криво усмехнулся:
— Чувствуешь себя бодрячком, верно? Умницей?
— Совершенно верно, — проговорил я, отодвигая его в сторону. Я направился к телефону-автомату и позвонил домой. Было около десяти, в это время Пег обычно еще не спала.
— Нат! Где ты был... почти...
— Я взял его.
— Что?
— Я его взял.
Последовала длинная пауза.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Эти слова для меня дороже всех денежных премий.
Я уже выбирался из телефонной будки, когда ко мне приблизился лейтенант Крюгер. Его лицо, напоминавшее морду печальной собаки, перекосила улыбка. Он протянул руку, и мы обменялись крепким рукопожатием.
Не выпуская мою руку, он проговорил на ухо:
— Видел, что за письмо у Лэппса в бумажнике?
Я кивнул:
— Это его запасное алиби. Мне он сказал, что Джордж совершал убийства. Он все еще придерживается этой версии.
Крюгер покачал головой:
— Только что-то мне не верится в существование этого Джорджа.
— Мне кажется, здесь мы имеем тот же случай, что и в деле с Джекиллом и Хайдом.
— О! Он сам Джордж, только об этом не подозревает. Раздвоение личности.