Я кивнул Фрэнки и Лу, и мы вышли из комнаты.
– Этот парень нахален, но я уверен, что у него блестящие способности, – заявил Барни.
– Это точно. Я его исправлю. Насколько это возможно.
– Чем он занимался раньше?
– Он вылетел из полиции в первый же год службы за то, что не ужился с Туббо Гилбертом.
Капитан Дэниел «Туббо»-толстый-Гилберт даже по чикагским меркам пользуется дурной славой продажного копа. Но при этом весьма влиятельного.
– А-а-а, – протянул Барни. – Не удивительно, что тебе понравился парнишка. Ты просто себя видишь в этом сукином сыне.
– Знаешь что, – ответил я, – я замечаю прекрасные черты во многих сукиных сыновьях. Больше того, меня знают как приятеля одного бывшего спортсмена.
Выражение лица Барни внезапно стало задумчивым.
– Как бы этого парня не забрали в армию.
Я покачал головой.
– Этого никогда не будет.
Мы уже подошли к моему офису.
– А я думаю, что это должно случиться, Нат. Да ты знаешь, и мы могли бы попасть туда.
– Я гарантирую тебе, что уж этого-то никогда не случится.
– Я пойду, попросят меня, или нет.
– Не будь дураком, – возразил я.
– Ты что, не знаешь, что идет война?
– В Европе. Они уже втягивали нас в свои сражения, но больше им этого не удастся.
– Ты и правда в это веришь?
– Конечно.
– Но, Нат, ты же еврей.
Я не еврей. Это не означает, что я не сочувствую тому, что происходит с евреями в Германии. Мне не нравится идея захвата собственности военными где бы то ни было. Но я не считаю, что это имеет отношение ко мне.
– Ты еврей, Нат.
– Мой отец был евреем, мать ирландской католичкой, а я – я просто еще один болван из Чикаго, Барни.
– Может и так. Но с точки зрения мистера Гитлера ты просто лишь еще один еврей.
Конечно, он не сказал ничего сногсшибательного, но Барни сделал свое дело. Это было не в первый раз и, конечно, не в последний.
Поэтому даже не попытавшись как-нибудь отшутиться, я отослал Барни, а сам отправился работать. Я сделал несколько звонков по поводу страховки, прежде чем заметил, что утро уже кончилось.
В это время Глэдис сунула свою хорошенькую безразличную мордашку в дверь и сказала:
– Пришли ваши клиенты, которым вы назначили на одиннадцать.
Я совсем забыл.
Это, принимая во внимание значимость клиента – потенциального клиента, – поскольку мы не говорили с ним, а лишь договорились о встрече по телефону, было большой глупостью с моей стороны.
– Попросите мистера О'Хару войти, – сказал я, поправляя галстук и принимая надлежащий вид.
Но первым вошел не мистер О'Хара. Это была потрясающая женщина. Довольно высокая, смуглая, она вплыла в комнату, как будто была героиней арабских сказок (или сицилийских кошмаров?). Она выглядела по-королевски в своем щегольском пальто из верблюжьей шерсти с подплечниками. Под пальто виднелся костюм мужского покроя в тонкую полоску. Но под костюмом, как мог углядеть любой детектив, было отнюдь не мужское тело: лацканы моего костюма не приподнимались так в одном месте. На голове у нее была надета маленькая серая шляпка поверх блестящих черных волос, затянутых в узел. На плече на длинном шнурке висела маленькая сумочка-кошелек: в такую не засунешь смену белья. Женщина взглянула на фотографии актрис, и мне показалось, что она была довольно удивлена. Потом она улыбнулась и кивнула мне. Мимолетная улыбка была не теплой, но чувственной. У нее были широкий рот, губы, накрашенные темно-красной помадой, римский нос, темные-темные глаза и насмешливо приподнятые брови.