Гай тихонько разговаривал со служанкой. Увидев Грэлэма, он, прервав разговор, направился к нему и сказал, понизив голос:
— Девушка умирает, милорд. Она слегла с лихорадкой каких-нибудь четыре дня назад. Почти нет надежды, что она переживет эту ночь и дотянет до утра.
Де Моретон кивнул. И верно, он был удивлен, что она еще цеплялась за жизнь.
— Служанка считает, что пора послать за священником.
— Это решать Морису. — Грэлэм провел рукой по волосам. Пожалуй, Морис сейчас не в состоянии думать о чем-либо, кроме дочери. — Ладно, пусть сходят за священником.
Он и Гай ели в одиночестве. Слуги, молчаливо подавая им блюда, смахивали слезы. Грэлэм гадал, куда подевались мужчины из свиты де Лориса, но предпочел не задавать вопросов.
— Богатый дом, — заметил Гай, оглядывая огромный зал. Простой стол блестел хорошо отполированным деревом, а на скамьях лежали подушки.
— Я очень скорблю о лорде Морисе.
— Да, — откликнулся Грэлэм, разглядывая два резных стула с высокими спинками, стоявшие друг против друга возле горящего камина. Между стульями помещалась шахматная доска из слоновой кости с такими же фигурками на ней. Он попытался представить Мориса и Кассию сидящими друг против друга за шахматной партией. Что-то сжало его грудь. Черт возьми, подумал рыцарь, не надо бы ему столь близко к сердцу принимать смерть девушки. Внезапно он почувствовал себя лишним в этом доме, охваченном скорбью. Ведь в конце концов он был здесь чужим, посторонним.
Тем не менее Грэлэм заметил, что каждые две минуты взгляд его возвращался к лестнице, ведущей наверх.
Время тянулось мучительно медленно. Прибыл лысый старый священник с водянистыми глазами в свободно подпоясанной сутане, только подчеркивавшей его жирное брюхо. Грэлэм отослал Гая и остался в огромном зале в одиночестве. Уже близилась полночь, когда в зал вошел де Лорис. Еще недавно бодрый, он выглядел теперь согбенным стариком. Лицо его было измучено: и осунулось, глаза потухли.
— Она умирает, — произнес Морис странно спокойным голосом. Он сел на стул напротив Грэлэма и уставился на огонь в камине.
— Я, милорд, жалею о том, что вы спасли мне жизнь. Возможно, если бы я умер, Господь пощадил бы Кассию.
Де Моретон сжал руку Мориса.
— Не говорите так. Человек не может оспаривать Господню волю. — Он хотел хоть как-то успокоить несчастного отца.
— Почему же? — резко возразил де Лорис. — Она добрая, нежная и чистая девочка. Неправильно и несправедливо, что у нее отнимают жизнь, клянусь ранами Господними! Я хотел, чтобы вы, человек, спасший меня, могучий воин, не знающий страха, взяли ее в жены, защищали ее и Бельтер и дали мне внуков. Я проклинаю Бога! Та сила, что отнимает ее у меня, есть зло!