На следующий день Артур, полный угрызений совести, гулял с Кайнвин и ее братом. На шее Гвиневеры красовался тяжелый золотой торквес, какого еще вчера у нее не было, и некоторые из нас сочувственно поглядывали на Кайнвин, но она была всего лишь ребенком по сравнению с Гвиневерой, зрелой и притягательной женщиной. Артур оказался беспомощным перед ее чарами.
Эта любовь была настоящим сумасшествием. Безумной, как Пеллинор, и потому грозящей увлечь Артура на Остров Смерти. Все для него исчезло: Британия, саксы, новый союз, вся великая, продуманная и аккуратно выстроенная идея мира, ради которой он самозабвенно трудился с того дня, как приплыл из Арморики. Все это закрутилось в разрушительном вихре только во имя обладания этой нищей, безземельной огненноволосой принцессой. Он понимал, что творит, но остановиться не умел, как не мог остановить восходящее солнце. Он был просто одержим, он думал о ней, говорил о ней, мечтал о ней, жить не мог без нее. И, уже не владея собой, продолжал бессмысленно цепляться за помолвку с Кайнвин. Делались приготовления к свадьбе. Как вклад короля Тевдрика в мирный договор, свадьбу решили праздновать в Глевуме, и Артур должен был приехать туда первым и сделать все распоряжения. Луна убывала, а свадьба могла состояться лишь в дни нового рождения луны. Никто не стал бы рисковать, зная, что умирающая луна — плохое предзнаменование для начала любого важного дела. Но через две недели наступит благоприятное время, и тогда прибудет Кайнвин с вплетенными в волосы цветами.
Но Артур носил вокруг шеи прядь волос Гвиневеры. Это была тонкая рыжая косичка, которую он тщательно прятал под воротником, но я успел заметить, когда утром приносил ему воду для умывания. Артур был обнажен по пояс и точил бритвенный нож о камень. Он лишь пожал плечами, когда понял, что я видел косичку.
— Ты полагаешь, Дерфель, что рыжие волосы приносят несчастье? — с усмешкой спросил он.
— Все так говорят, лорд.
— Но разве всегда правы все? — спросил он, обращаясь к бронзовому зеркалу. — Слышал ли ты, Дерфель, что твердость лезвию меча придает закалка его не в воде, а в моче рыжего мальчика? Вот она где, удача. И что из того, что рыжие волосы считаются несчастливыми? — Он помолчал, плюнул на камень и стал быстро водить ножом туда-сюда. — Мы должны изменять вещи, Дерфель, а не ждать, пока они нас изменят. Почему бы не сделать рыжие волосы приносящими удачу?
— Ты можешь делать все, что пожелаешь, лорд, — промолвил я с покорной верностью.
Он вздохнул.
— Надеюсь, так оно и есть, Дерфель. Надеюсь на это. — Он всмотрелся в бронзовую зеркальную поверхность, прикоснулся острым лезвием к щеке. — Мир в стране — больше, чем какая-то свадьба. Он должен быть! Нельзя воевать из-за невесты. Если мир такой желанный, а он желанный, Дерфель, то не стоит его разрушать из-за того, что свадьба не состоится, верно?