— Ни один из вас, трусливые ублюдки, не поднял меча в битве за крепость, — рявкнул Каван, — осмельтесь подраться сейчас!
Ланваль, командир стражи Гвиневеры, приказал своим лучникам выстраиваться в ряд на террасе. Элейна побелела, Ланселот и Борс, стоявшие по обе стороны от нее, казалось, дрожали. Епископ Бедвин визгливо требовал, чтобы Артур восстановил порядок. Артур вытащил Экскалибур и звякнул им о щит. Ланселот и Борс попытались затесаться за спины стоявших на террасе, но Артур махнул рукой, требуя, чтобы они вышли вперед. Затем он повернулся к нам, троим воинам, высившимся посреди двора. Толпа смолкла, и лучники опустили луки с вложенными в тетиву стрелами.
— В битве, — не повышая голоса, проговорил Артур, словно призывая всех прислушаться к его словам, — все перемешивается. Люди редко могут видеть все, что происходит во время боя. Так много вокруг шума, так много хаоса, так много ужаса и смертей. Наши друзья из Инис Требса, — и он полуобнял Ланселота рукой с обнаженным мечом, — ошиблись, но это была нечаянная ошибка. Наверняка какой-то несчастный, ошеломленный битвой человек поведал им историю о вашей гибели, и они этому поверили. Но теперь, к счастью, все разъяснилось. Не надо ссориться. В битве за Инис Требс было достаточно славных дел, чтобы хватило на всех. Разве я не прав?
Артур обернулся со своим вопросом к Ланселоту, но ответил Борс.
— Я ошибся, — смиренно сказал он, — и рад, что это была ошибка.
— Я тоже, — звучным голосом произнес Ланселот.
— Вот и хорошо! — обрадовался Артур и с улыбкой поглядел на нас троих. — Теперь, друзья мои, вложите ваши мечи в ножны. Здесь у нас не будет никакой вражды. Вы все герои, все!
Он подождал, но никто из нас не двинулся. Пламя факелов играло на наших шлемах, скользило по клинкам обнаженных мечей, готовых к схватке во имя правды. Улыбка стерлась с лица Артура, он словно распрямился, вытянулся во весь рост.
— Я приказываю вам! — сурово произнес он. — Это мой дом. Ты, Кулух, и ты, Дерфель, вы давали мне клятву. Хотите ее нарушить?
— Я защищаю свою честь, лорд, — твердо сказал Кулух.
— Твоя честь у меня на службе, — резко отпарировал Артур, и металла в его голосе было достаточно для того, чтобы заставить меня вздрогнуть. Доброта Артура часто заставляла забывать, что он стал военачальником вовсе не по мягкости характера. Он много говорил о мире и примирении, но в битве его душа освобождалась от миролюбия и с ожесточением предавалась убийству. Теперь он угрожал убийством нам, положив руку на рукоять Экскалибура. — Вложите ваши мечи, — приказал он, — если не хотите, чтобы я вынул свой.