— Но разве это не будет честной местью?
Северьян замялся.
— Месть не бывает честной. Волхв, скажи, разве ж ты угомонишься, когда отомстишь? Можешь не отвечать, я и сам знаю… Никто не должен подчинять себе стихии, сие только богам сподручно.
Белоян вздохнул.
— Ты прав, Северьян. Делай так, как считаешь нужным. Не сможешь принести Белокамень, уничтожь его… И не стой так долго на солнце, потом неделю хворать будешь.
— Спасибо за заботу, но я как-нибудь уж сам, — молвил Северьян, но послушно зашел в дом вслед за Белояном.
— Слушай волхв, сделай доброе дело, — попросил он. — Сколько я в Киеве, а ни разу в корчме не был. Отпусти душу развеять…
Белоян нахмурился, сложил руки на груди.
— А есть у тебя эта, душа-то? Ладно, только оденься неприметно, чтоб в глаза не бросаться.
— Балахон калики подойдет?
Волхв махнул рукой, сморщился.
— Ты что, тебя ни в один приличный бордель в таком виде не пустят. Погодь-ка, состряпаем из тебя богатыря.
— Это как это, состряпаем? — Сощурился Северьян.
А Белоян уже в предвкушении потирал руки.
— Щас я тебе такую рожу наколдую, родная мать не узнает!
Убийца попятился к выходу.
— Эй, не надо мне рожи наколдовывать! Себе вон уже наворотил, и мне хочешь? Чтобы, так сказать, не скучно было одному?
— Не бойся, — усмехнулся волхв, — я тебе только подправлю малек, обрусею. Она день продержится и спадет.
— Так я вроде и так русский, — удивился убийца.
— Русский то русский, но уж больно внешность приметная. Сразу видна волчья осанка, повадки. У тебя сила сквозит в каждом движении… это привлекает внимание. Сделаем из тебя типичного “героя”, такого что с мечом да по бабам…
— Это что, как морок? — Догадался Северьян.
— Что-то в этом роде, — неопределенно пробурчал Белоян. — Себе-то я по-другому колдовал, чтоб раз и навсегда. Тем паче, что фокус такой я вряд ли повторю. Это у тебя будет морок, а у меня самая настоящая, можешь даже потрогать.
— Спасибо, не хочется… Кто тебя знает, как оттяпаешь палец по самое плечо. Зубищи вон какие, как когти у орла! Хоть по деревьям лазай!
А Белоян уже его не слушал, задумчиво шепча что-то себе под нос, и время от времени делая произвольные, как казалось Северьяну, взмахи. Лицо вдруг начало нестерпимо щипать, глаза стали слезиться. Хотелось протереть их, но волхв грозно махал руками и выпучил глаза. Наверное, намекает, нельзя, дескать, руками тереть. Он сейчас на взводе, аж дымится. Чуть что не так, бросится ведь, разорвет в клочья. А драться с берами Северьян не умел, да и не сильно хотел научиться.
Наконец волхв судорожно взмахнул руками, прорычал что-то невразумительное и плюхнулся на стул, так, что многострадальные ножки оного тихо заскрипели, прогнувшись под массивной тушей.