Иногда связь была более глубокой и более трагичной. Оксана Грибова, староста класса — на фото это полная, щекастая, как помидор, девочка, — находится в розыске с января 1995 года, уехала в Москву сдавать сессию и пропала. Константин Решетников был убит в том же году на речном вокзале, дело до сих пор не закрыто.
Пять человек из 10-го "Б" имели судимости: Потапов, Гуцул, Есипенко, Журбо, Федоренков. Лишь Потапов отбывал наказание в колонии, остальные были осуждены условно. Кирилл Журбо сидит уже по второму разу, статья сто сорок восьмая, вымогательство, пять лет без конфискации… Денису на глаза попалась карточка Павла Есипенко: дебильноватое лицо с вытаращенными глазами и редкие влажные волосы, свисающие на лоб.
Обычный класс обычной тиходонской школы.
Таких школ в городе — десятки, таких классов — сотни; Потаповых, Есипенко и Журбо — тысячи. Сотни тысяч. Десятый "Б" образца 1993-го года — это только тонкий срез, легкий соскоб всего того, что творится в городе.
Уменьшенная копия.
Тринадцать человек из тридцати четырех… Немногим меньше половины класса по своей или чужой воле остались играть в ножички после школьных занятий. Кто жив — играют до сих пор. Пол-Тиходонска играет вместе с ними.
Денис вспомнил свой родной класс: пожизненного двоечника Колю Сазонова, который однажды принес в ранце штук двадцать ворованных шоколадок и угощал всех подряд, крепкого хорошиста Диму Палычева, который накануне выпускного вечера, желая козырнуть перед девчонками, наколол себе на запястье бубнового туза. Спустя два года, в армии, Палыча, как лоха приблатненного, до полусмерти избили искушенные в уголовной геральдике «деды». Не было такого мальчишки в классе, который не знал бы слов песни "В тот вечер я не пил, не пел, я на нее вовсю глядел… ", который не читал бы «Странников» Шишкова или «Честь» Медынского (вернее, те две трети книги, где главный герой еще не успел перевоспитаться).
Не было девчонки, которой не польстило бы внимание "монстра с «Камчатки» Игоря Белло, чьи старшие братья поочередно отдыхали на Колыме. Родители Глеба Брошева, потомственного отличника, испокон веку выписывали «Литературку», «Иностранку» и какие-то полуподпольные «Философские штудии» — однако дома у них хранился, как реликвия, роскошный альбом татуировок, изданный в Англии.
…Подняв обвинительные заключения, Денис просмотрел списки свидетелей, дававших показания по делам Потапова, Гуцула, Есипенко, Федоренкова и Журбы. Фамилии Димирчяна там не было. Куда любопытней оказались справки, затребованные следователями из школы. Это были настоящие сексотовские доклады: с кем дружил, с кем дрался, у кого списывал, в каком классе начал курить или пить, отношения с девочками, отношения с родителями. Имя Газароса Димирчяна упоминалось в этих записях неоднократно; похоже, он водился со всеми трудными подростками девяносто пятой школы. Особенно — с Гуцулом и Есипенко… А это уже кое-что.