— Елки зеленые, — в сердцах сказал Рулев.
Он снял стеркой овал лица и нарисовал новый, более вытянутый. Глаза уменьшил в два раза и прилепил их почти к самой переносице. Решительно сократил площадь лба. Закруглил и увеличил губы.
— А теперь? — спросил Рулев.
У него длинные и сильные, проворные пальцы. Лена Давыдова не сомневалась, что этот Рулев ставит рекорды по скоростному расстегиванию лифчиков.
— Волосы ниже, — сказала она.
Рулев яростно заработал стеркой и карандашом. Линия лба зависла над самыми бровями.
— Верхняя губа короче. Когда он говорил, у него в уголке рта пузырьки были.
Пузырьки Рулев рисовать не стал. Верхнюю губу укоротил и подтянул к носу.
— Ну?..
В это время в коридоре раздались громкие нервные шаги. Дверь распахнулась, в комнату вошла Таня Лопатко, в руке она держала незажженную сигарету.
— Дай огня, Рулев. Что у вас слышно?
— Ничего, — мрачно сказал Рулев, доставая из кармана зажигалку. — Говорят, не похоже рисую.
— Не может быть, — раздраженно бросила Таня.
Она прекрасно знала, что для нужд идентификации весь цивилизованный мир использует специальные лаборатории с картотекой типов лиц и их фрагментов; в крайнем случае прибегают к услугам профессиональных художников. Рулев никогда не был профессиональным художником и никогда не станет им. Ему только уродцев в газете рисовать. Но на весь Тиходонск имеется лишь одна действующая лаборатория, и чтобы вщемиться в ее рабочий график, следователю нужно иметь на руках дело с кучей малой трупов. Так что приходится брать что дают.
— Наш Рулев замечательный художник, — механически произнесла Таня Лопатко, разглядывая рисунок. — С его помощью тиходонской милиции удалось поймать и обезвредить добрый десяток бандитов и угонщиков.
— Восемь человек, — уточнил Рулев.
У каждого из этих восьмерых имелся или шрам на лице, или здоровенная бородавка, или какое-нибудь явное уродство. Бородавки Рулев рисовать умел.
— Но здесь все равно чего-то не хватает, — упрямилась Давыдова.
— Чего именно?
— Ну… Не знаю. У него в лице было что-то неприятное. Похож на кого-то.
— На кого?
— Говорю же: не знаю.
— В твоих показаниях записано, что нападавший находился очень близко от тебя, — сказала Таня Лопатко.
— Он дышал мне в лицо.
— Да, именно так. Ты должна была его хорошенько рассмотреть, Лена. Напряги-ка память, давай…
Лена Давыдова отвернулась к стене и напрягла память. Она вспомнила, как в одной из соседних комнат снимали на фото ее грудь с лиловыми синяками, которые остались после того злополучного обеда в «Пилоте». Сейчас фотография подшита к делу, менты могут пялиться на нее сколько кому влезет, да и фотограф наверняка штампанул для себя пару лишних копий. Лена уже жалела, что послушалась подругу Регинку Бурак и связалась с милицией.