Я и сам всю дорогу думал об этом. Разве работать на немцев в Германии менее позорно, чем в Острогорске? Но и не работать, видимо, нельзя. Димка прав: начнут бить или пороть, пока не запорют до смерти. С другой стороны, прав Левка: работать на врага, значит, быть предателем Родины.
– Будем работать, – ответил я Левке. – Только так, чтобы от нашей работы никакой пользы не было.
Мы привыкли к темноте и стали различать, что кое-где сквозь щели в амбаре пробивается свет. Левка приник к щели внизу, у самого пола.
– Что видишь, Левка? – спросил я.
– Ничего. Вон только вижу лапки какой-то курицы или петуха.
– Маловато, – усмехнулся Димка. – Подсади меня, Молокоед.
Я подошел к стене, и одним махом Дубленая Кожа оказался у меня на плечах. Между стеной и крышей оставалась большая щель. К ней Димка и приник.
– Ну? – вопросительно смотрел я на него.
– Вижу, как Отто ходит по двору с метелкой. Около дома стоят трое… Верблюжий Венок, рядом с ним фрау, длинная-предлинная, и еще одна, с ребенком. Она о чем-то просит высокую, а та отказывает… Лезь сюда, может, ты поймешь, о чем они болтают…
Димка подсадил меня, и я услышал:
– Я вас очень, очень прошу, фрау Марта, – говорила, вытирая глаза, женщина с ребенком. – Мой Генрих уже третий год на войне, старший сын тоже, а я одна, без них, что могу?
– Ничего не поделаешь, госпожа Бреннер. И вообще, в следующий раз попрошу обращаться с такими просьбами к моему брату.
И вдруг эта маленькая Бреннер упала на колени:
– Я вас умоляю, фрау Марта… Смилостивьтесь!
– Не могу, госпожа Бреннер! – высокая повернулась к горбуну: – Идем, Фриц, показывай свое приобретение.
Отто, который смотрел на женщин, облокотившись на свою метлу, сердито махнул рукой и что-то начал мычать. А фрау Марта двинулась к нашему амбару. Камелькранц угодливо шел позади.
Я соскочил вниз, едва успев прошептать:
– Идут…
Громыхнул засов, дверь открылась, и в ней появились Камелькранц и фрау Марта. Я понял, что это, верно, и есть баронесса. Она была одета в темное платье, перехваченное в талии белым поясом и украшенное пелериной. Маленькое лицо почти не оживляли небольшие серые глазки.
Увидев нас, фрау пошевелила тонким, как у змеи, язычком и просипела:
– Они же совсем щенки!
– Я тебе уже говорил, Марта, – начал оправдываться горбун. – Ничего лучшего нельзя было подобрать. Фабриканты забрали все, что годилось для работы.
Тонкий язычок еще быстрее забегал по бледным губам.
– Так что же, нанимать для них няньку? – вспылила баронесса.
Чернявая девочка наших лет принесла из дома соломенное кресло, и помещица бухнулась в него. Кресло затрещало и раздалось, как резиновое.