Мы подошли к подрывнику. Рядом с ним стоял человек, которого мы не могли не знать.
– Господин Камелькранц, как вы здесь оказались? – изумленно спросил я.
Горбун посмотрел на меня. И до того нелепо выглядел этот немецкий солдат с длиннющими руками, искривленными ногами, причудливо изогнутым горбом, что я невольно улыбнулся.
– А ты – как? – не удивляясь, повернул ко мне заросшее седым волосом лицо Верблюжий Венок.
– Да мы-то дома, господин Камелькранц! – засмеялся Димка. – А вы за тридевять земель…
– Гитлер мобилизовал… Пришлось идти…
– Вам что же Гитлер не нравится?
– Гитлер капут… – мрачно проговорил Верблюжий Венок. – Капут.
Я вспомнил, как Камелькранц покупал нас на рынке, в Грюнберге, как держал нас в карантине и как вел себя, когда Карл вздумал стрелять в Левку и, несмотря на все это, – не было у меня к горбатому такой ненависти, как к Белотелову.
– Дядя Федя, где вы поймали этого горбуна? – спросил я.
– Он в охране моста был… Ну остальных, кто был посильнее, пришлось убрать, а этого мы нашли в небольшой ямке… Сидит, руки поднял и кричит: «Русс, сдаюсь. Гитлер капут!» Что с ним делать? Убивать такого жалко, вот и взяли. Пусть хоть наши ребята посмотрят – увидят, кто у Гитлера сейчас воюет…
Верблюжий Венок сидел в углу и плакал. Маленький Камелькранц удивленно подпрыгивал у него на спине.
К утру вернулся отец. Он вошел в землянку и, не раздеваясь, стал допрашивать пленного. Я был переводчиком:
– Ви хассен зи?[76] – спросил я.
Камелькранц глядел на меня и молчал.
– Ви ист ир наме?[77] – громко прокричал я.
– Но ты же знаешь, как меня зовут…
– Спроси его, из какой он части? – попросил отец.
Камелькранц служил ефрейтором в 275-м полку, полк прибыл из Грюнберга, а сейчас брошен в эти леса со специальным заданием – изловить партизанского вожака Свата.
– Сват говорит с вами…
– Сват? – изумился Камелькранц и воззрился на отца.
Наш бывший управляющий отвечал на вопросы охотно и, по-видимому, искренне. Ответы его подтверждали, что немцы готовили в этом районе серьезную операцию.
Когда отец приказал увести Камелькранца, тот попросил меня узнать, что с ним будет? Я задал этот вопрос отцу:
– Может быть, придется расстрелять, – ответил он.
Когда уж горбун успел узнать жестокое русское слово «расстрелять», не знаю, но только оно не потребовало перевода. Он бросился на колени, стал умолять пощадить ему жизнь.
– Сфат, пощадите! Сфат, пощадите! – ползал Верблюжий Венок по полу.
Все присутствовавшие при этой сцене не могли сдержать смеха. Смеялся и отец.
– Ну куда его девать? Пленных мы не расстреливаем. Отправить в лагерь пока нет возможности. Отпустить?