Когда после работы мы подходили к замку Фогелей, нас оглушила музыка, вырвавшаяся из репродуктора. На крыльце приплясывал Карл и бестолково орал:
– Русским капут! Русским капут!
Во двор вышла сама баронесса и объявила:
– Я должна сообщить вам приятную новость. Наши доблестные армии разгромили русских. Теперь им уже конец. Шлюсс! Шлюсс![48] Я думаю, это не всем понравится, – добавила фрау, пошевелив язычком и взглянув в нашу сторону. – Но надо смириться! Сам бог послал человечеству фюрера, чтобы сокрушить большевиков и установить на земле новый порядок.
В это время музыка прекратилась и диктор пролаял:
– Ахтунг, ахтунг![49] Слушайте экстренное сообщение из ставки фюрера. Наступление на русском фронте продолжается. Немецкие танки, сломив сопротивление русских, мчатся на восток. Потери русских настолько велики, что генерал Гудериан сказал: «Все! Русские больше не оправятся. Путь на Москву открыт!»
Гробовое молчание царило среди поляков. Увидев страдальческие лица, я отвернулся, боясь встретиться с грустными взглядами. Из открытого окна кухни на меня пристально смотрела Луиза. Баронесса махнула ей рукой, и девчонка появилась во дворе с корзиной, доверху наполненной нарезанным хлебом. Потом она принесла два больших судка с супом и кашей. Такого изобилия пищи нам еще не приходилось видеть у Фогелей.
– Сегодня, – возвестила баронесса, – по случаю победы доблестных германских войск я даю вам праздничный обед. Прошу к столу!
Как ни были мы голодны и как ни соблазнительно выглядели настоящий суп с макаронами и гречневая каша, которых нам не приходилось есть уже несколько недель, после такого объявления Птички пища не лезла в горло. Я отодвинул тарелку. Левка и Димка – тоже. Поляки, глядя на нас, перестали есть.
– Почему никто не ест? – спросила, багровея, баронесса.
Все молчали. Тогда фрау приблизилась ко мне и, взяв со стола миску, выплеснула суп прямо в мое лицо.
Я скорчился от оскорбления и ожога. Мне казалось, что все лицо обварено и с него сползают клочья кожи. Но это были всего лишь вареные макароны.
– Как вы смеете?
Рядом с помещицей возникло взбешенное лицо Владека Конецкого, того самого, что ухаживал за Груней.
– Вы издеваться над мальчиком решили? – громко кричал Владек, переводя глаза с баронессы на Камелькранца, и, схватив свою миску с супом, хлестнул супом в лицо помещице. Немка взвыла, прижав ладони к своей заляпанной макаронами прическе, бросилась бежать в дом. Из репродуктора слышался голос диктора:
– В последнюю минуту нам сообщили, что наступление успешно…
– Заткнись! – с ненавистью проворчал Левка и бросил в репродуктор камнем. Диктор поперхнулся и смолк.