В последнем отделении папки была копия ее завещания. Он не мог поверить своим глазам, читая его.
Все — все, до последней копейки она оставляла ему. Да она же просто денежный мешок.
Он опоздал на работу, но это уже не имело значения. Дуг вернул свою одежду обратно из шкафа на кресло, аккуратно застелил постель, вытряхнул пепельницу, сложил одеяло, подушку и простыни на диван, желая подемонстрировать, что он спал там и написал записку: «Дорогая тетя Этель. Наверное, вы снова отправились в какую-то непредвиденную поездку. Думаю, вы не будете против, если я переночую здесь, пока не подыщу себе новую квартиру. Надеюсь, вы приятно провели время. Ваш любящий племянник, Дуг».
"Это восстановит наши отношения, " — подумал он, отдавая честь портрету Этель на стене рядом с входом в квартиру.
* * *
В три часа в среду Нив оставила сообщение на автоответчике Це-Це. Часом позже Це-Це перезвонила. «Нив, мы только что с генеральной репетиции. По-моему, пьеса просто замечательная, — Це-Це ликовала. — Я, правда, только вношу индюшку и говорю „да“, но никогда ничего не знаешь наперед — среди публики может оказаться и сам Джозеф Папп».
«Ты еще станешь звездой, — убежденно сказала Нив. — Я предвкушаю, как буду хвастаться: я знала ее еще в те времена, когда... Це-Це, послушай, необходимо еще раз зайти в квартиру Этель. Ключ по-прежнему у тебя?»
«Так ничего и не слышно от нее? — из голоса Це-Це исчезла оживленность. — Нив, происходит что-то странное. Этот ее племянничек... Он спит в ее постели, курит в ее комнате. Или он вообще не ждет ее возвращения, или ему на тетушку глубоко наплевать».
Нив поднялась. Внезапно все эти образцы платьев, сумок, украшений и обуви, разбросанные по всему кабинету, показались ей сейчас ужасно не важными. Она была в светло-зеленом шерстяном костюме работы одного из молодых модельеров. Серебряный пояс свободно лежал на бедрах. Зауженная юбка едва доставала до колен. Шелковый шарф в серебристо-серых и персиковых тонах был завязан вокруг шеи. Двое покупательниц, увидев ее в этом наряде в демонстрационном зале, заказали себе такой же.
«Це-Це, — попросила она, — ты могла бы сходить к Этель завтра утром? Если она окажется там — прекрасно. Скажешь, что ты волновалась. Если там будет племянник, ты можешь придумать, что Этель просила тебя сделать что-нибудь, например, убраться в кухонных шкафах или еще что-то в этом роде?»
«Конечно, — согласилась Це-Це. — Мне это нравится. Это очень в духе Бродвея. Не ради денег, но исключительно из любви к искусству. Хотя должна заметить, что Этель совершенно не волнует состояние ее кухонных шкафов».