– Ты давно здесь, Сисси?
– Не знаю. Тут теряется ощущение времени. Лет шесть, не меньше. А может, восемь. Или девять.
– Кит Мун из группы «Ху»… Брайан Джонс из «Роллинг стоунз»… самая настоящая Флоренс Баллард из «Сьюпримз»… Мэри Уэллс…
Не в силах сдержать свои худшие опасения, Мэри спросила:
– Сколько тебе было лет, когда ты сюда попала?
– Кисс Эллиот… Джанис Джоплин…
– Двадцать три.
– Кинг Кертис… Джонни Бернетт…
– А сейчас тебе сколько?
– Слим Харпо… Боб Хайт по прозвищу Медведь… Стиви Рей Воэн…
– Двадцать три, – сказала Сисси, а на сцене Алан Фрид продолжал выкрикивать имени в почти пустой зал. И по мере того, как на небе зажигались звезды – сначала сотня звезд, потом тысяча, потом их стало невозможно сосчитать, звезды, возникавшие из синевы и теперь мерцавшие там и сям в черноте, – он перечислял жертв наркотиков, жертв алкоголя, жертв авиационных катастроф и убийств; тех, кого находили в пустынных аллеях, и тех, кого находили в собственных бассейнах, и тех, кого находили в кюветах с пробитой рулевой колонкой грудью и полуоторванной головой; он выпевал имена молодых и старых, но преимущественно молодых, а когда он назвал имена Ронни Ван Занта и Стива Гейнса, у нее в памяти всплыли слова одной из песен этой группы: «У-у это запах, неужели ты не чуешь этот запах», – и да, черт возьми, она действительно чуяла этот запах: даже здесь, и когда она взяла Кларка за руку, это показалось ей тем же, что взять руку трупа. – У-У-У-У-РРРР-АААА! – завопил Алан Фрид. Позади него, в темноте, сотни теней выбежали на сцену, освещаемую ручными фонариками в руках подсобников. – Вы готовы к ТУ-У-У-У-СОВКЕ?
Никакого ответа от немногочисленных зрителей в зале не последовало, но Фрид замахал руками и засмеялся, будто публика неистовствовала в согласии. Последние проблески света позволили Мэри заметить, как старик протянул руку и сорвал слуховой аппарат.
– Вы готовы к БУ-У-У-У-ГИ?
На этот раз он получил ответ – тени позади него демонически взвыли в свои саксофоны.
– Тогда поехали… ПОТОМУ ЧТО РОК-Н-РОЛЛ НИКОГДА НЕ УМИРАЕТ!
Когда погасли огни и оркестр заиграл первую песню этого долгого, долгого концерта – «Будь я проклят», партия вокала Марвина Гея, – Мэри подумала: «Вот чего я боялась. Именно этого я боялась…»