Чудовище, привалившееся к воротам, подняло серый хобот, торчащий из груди, и я понял, что именно на нем глаза. Они смотрели на меня, и я не вынес их взгляда. Перехватил кирку и нанес удар широким лезвием. Послышался отвратительный чавкающий звук, и часть хобота упала на бетонный пол. Потом кирка вонзилась в грудь. Из раны повалило розовое вещество, напоминающее крем для бритья, словно находилось под давлением. На отрубленной части серого хобота глаза вертелись из стороны в сторону, будто смотрели одновременно по всем направлениям. Капельки прозрачной жидкости — яда капали на бетон и выжигали его.
Тут подскочил Джордж. Со штыковой лопатой. Обрушил лезвие на голову с розовыми отростками. Разрубил ее до черного отверстия — рта. Чудовище закричало. Так громко, что от этого крика мои глаза вылезли из орбит, совсем как у лягушки, когда обжимаешь пальцами склизкое тело и давишь.
Я надел перчатки и схватился за какой-то садовый инструмент, кажется, вилы, но точно не уверен.
Короче, схватил его и присоединился к Эдди и Джорджу. Несколькими секундами позже (а может, прошла минута, не знаю, времени мы не замечали) повернул голову и увидел, что Ширли с нами. Она тоже натянула перчатки и взяла бур Арки. Волосы ее разметались. Мне показалось, что она превратилась в Зену, Королеву воинов.
Мы вспомнили, что надо надеть перчатки, но обезумели. Полностью. Вид этого чудовища, его пронзительные крики, раздающиеся в голове, вой и скулеж Мистера Диллона, все это свело нас с ума. Я забыл про перевернувшуюся цистерну с хлорином, про Джорджа Станковски, пытающегося вывезти детей из опасной зоны на школьном автобусе, про злобного парня, которого привезли Эдди и Джордж Морган. Думаю, забыл, что вне этого вонючего гаража существует целый мир. Я кричал, взмахивая вилами, вновь и вновь вонзая острия в чудовище. Остальные тоже кричали.
Стояли кружком и били, резали, рубили чудовище на куски. Мы все кричали, требуя, чтобы оно умерло, а оно не умирало, казалось, никогда не умрет.
Если бы я мог забыть хоть что-то, хоть малую часть, я хотел забыть следующее: в самом конце, буквально перед тем как умереть, чудовище приподняло обрубок хобота, растущего из груди. На обрубке оставались глаза, некоторые висели на тонких блестящих нитях. Может, это были оптические нервы. Не знаю. Так или иначе, обрубок приподнялся, и в этот самый миг в голове я увидел себя.
Увидел всех нас, стоящих кружком и смотрящих вниз, совсем как убийцы смотрят в могилу своей жертвы, и я осознал, какие мы странные и чужие. Какие ужасные. В этот момент я почувствовал замешательство чудовища. Не страх, потому что оно не боялось. Не невиновность, потому что не было оно невиновным. Или, раз уж на то пошло, виноватым. Именно замешательство. Знало ли чудовище, где находится? Думаю, нет. Знало, почему Мистер Диллон атаковал его, а мы — убивали? Да, это знало.