Едва эти слова сорвались с губ сестры Кокуины, она прикрыла рот рукой, словно поняла, что сболтнула лишнее.
Роланда заинтриговали слова Кокуины, но ему не хотелось, чтобы сестра это заметила. Поэтому он не стал допекать ее новыми вопросами.
– Я буду молчать, если ты не станешь жаловаться на Дженну сестре Мэри.
По лицу Кокуины разлилось облегчение.
– Согласна. – Она доверительно наклонилась к стрелку. – Твоя подружка в Доме размышлений. Это маленькая пещера в холме, где мы медитируем, если Старшая сестра решит, что мы допустили проступок. Она останется там и будет обдумывать свое неподобающее поведение, пока Мэри не выпустит ее. – Она помолчала, а потом выстрелила неожиданным вопросом. – Кто лежит рядом с тобой? Ты знаешь?
Роланд повернул голову и увидел, что юноша уже проснулся и внимательно прислушивается к разговору. Глаза у него были такие же черные, как и у Дженны.
– Знаю ли я? – Роланд надеялся, что в голосе доставало издевки. – Отчего же мне не знать собственного брата?
– Если он – твой брат, почему он такой молодой, а ты – старый? – Еще одна сестра материализовалась из темноты, Тамра, которая не так давно призналась, что ей двадцать один годок. За мгновение до того, как она подошла к кровати, у нее было лицо столетней старухи. Потом оно замерцало, произошли неуловимые изменения, и Роланд уже видел перед собой пышущую здоровьем тридцатилетнюю матрону. Настоящий возраст Тамры выдавали только глаза. С пожелтевшей роговицей, припухшие, настороженные.
– Он – самый младший, я – старший, – ответил Роланд. – Между нами еще семеро наших братьев и сестер и двадцать лет жизни родителей.
– Как интересно. Если он – твой брат, значит, ты знаешь его имя, не так ли? Знаешь очень хорошо.
Прежде чем стрелок успел раскрыть рот и сослаться на провалы в памяти, юноша пришел ему на помощь.
– Они думают, что ты забыл столь простое имя, как Джон Норман. Просто удивительно, что такая мысль могла прийти им в головы, не так ли, Джимми?
Кокуина и Тамра одарили юношу злобными взглядами. На этот раз они потерпели поражение и не скрывали досады.
– Вы уже накормили его своим дерьмом, – продолжил юноша (теперь Роланд знал, что на его медальоне выгравировано: Джон. Любимец семьи. Любимец Господа). – Почему бы вам не уйти, чтобы мы могли поговорить наедине?
– Однако! – негодующе воскликнула Кокуина. – Такую, значит, мы видим от тебя благодарность.
– Я привык благодарить за то, что мне дают, – ответил юноша, глядя Кокуине в глаза, – а не за то, что у меня отбирают.
Тамра фыркнула, резко развернулась и зашагала по проходу. Кокуина задержалась на несколько мгновений, чтобы осадить молодого нахала.