Золото заметила улыбку визкапа, причем его угораздило улыбнуться в тот момент, когда она окончательно воздвигла воздушный замок своих надежд и застыла в восхищении перед его ослепительным великолепием.
Бруно поторопился ее успокоить:
— Я и не думал смеяться над твоими планами.
— Правда? Значит, все мои мечты сбудутся? Ну скажи, Бруно! Ты ведь монах-вечник, джагрин, ты должен знать будущее.
Сверкающие солнечным золотом глаза фаны смотрели с такой надеждой, что Бруно не мог не улыбнуться.
— Да. Все твои мечты сбудутся.
— Я так и знала!
Золото совсем по-детски захлопала в ладоши, а улыбка Бруно стала совершенно двусмысленной. В ней на равных присутствовали и умиление, и стыд за столь наглое упрощение информации. А восторг на лице Золота в мгновение сменился искренним раскаянием.
— Все-таки я ужасная эгоистка — так разболтаться о своих «великих планах». Расскажи о себе, Бруно. О чем ты мечтаешь? Зачем приехал в Йозер Великий?
С последнего вопроса обычно начинались беседы со следователями и криминальными психологами, поэтому, прежде чем ответить, Бруно пришлось отогнать нелепую мысль о том, что за этой девчушкой может стоять всесильная Служба.
Фестади мягко напомнила:
— Я слушаю, Бруно.
Он привычно выдал свою легенду. Как правило, она не вызывала сомнений, но здесь был особый случай. Губки фаны обиженно надулись.
— Нельзя так поступать с друзьями, — сказала она.
— О чем ты?
— Ты сказал мне неправду.
Возразить было нечего. Ему не удалось ввести в заблуждение чувствительную к любой фальши фану, однако и пересилить монашескую скрытность он не мог.
Но тут произошло знакомое чудо. Фестади смахнула кепку, встряхнула своими золотыми кудрями. Что это было — поворот головы, улыбка, жест руки, колдовство — визкап не понял, но девчонка исчезла. Перед ним сидела и ему улыбалась добрая королева из ночи Двух Лун.
— Не бойся меня, Бруно, расскажи, о чем ты мечтаешь?
— Кому интересны чужие мечты?
— Мне.
И Бруно поверил. Он, устоявший перед лютостью генеральских очей, не поддавшийся на уловки следователей и приемы психологов, все рассказал золотоглазой королеве, причем без намеков и легенд.
Первый приступ черного джагри с ним случился на выпускном школьном карнавале. Именно с той ночи у него нелюбовь к празднествам.
Юные девушки в венках из тропических цветов водили хороводы, а он видел пляшущие скелеты. Вокруг радовались жизни, а на него наступали черные тени смерти. И тогда он бежал с карнавала прочь, по дороге чуть не свернул себе шею и успокоился, лишь забравшись на крышу родного дома, когда, запрокинув голову, увидел звездное небо. В надмировой высоте чертеж Великого Предела полыхал неизбывно чистым светом, и только в нем не было смертельной черноты.