«Хорошо. Но только одну рюмку».
«Ну разумеется, только одну рюмку», — согласилось чудовище.
Драка завязалась сразу после второй бутылки. Допивая ее, Рифмач стал выдавать свои чеканные двустишия, и кабацкая девка, явно не слышавшая в своей жизни ничего прекраснее, с открытым от восхищения ртом двинулась к Килику и бухнулась прямо ему на колени. Рудокопы, возле которых она крутилась до этого момента, были парни простые и, конечно, сразу же поперлись бить поэту морду за свою пусть потасканную, но вполне еще прекрасную даму.
Только рудокопам не повезло.
Рифмач, этот драчун-самородок, метался между двумя самыми здоровенными работягами и лупил их по физиономиям с истеричностью швейной машинки. Кулачищи рудокопов просто не успевали за ним. Святой отец, с подчеркнутой неспешностью мастера, который демонстрирует ученикам приемы боя, по очереди зашвырнул под длинный стол остальных парней. Когда же он двинулся на подмогу Рифмачу, тут вся ватага ломанулась к двери.
Надо было уходить — рудокопы могли вернуться со всей своей бригадой. Священник швырнул на стойку горсть серебряных стэлсов, Килик сгреб одной рукой пару бутылок морийки, второй — девку, на прощание поцеловал ее в ярко накрашенные губы, после чего новоявленные искатели приключений сгинули в темноте.
Коль не хватает нам ума.
Исправит все стакан вина!
От горя, от сердечных ран
Излечит нас второй стакан!
На горы зла, на море бед
У нас, друзья, готов ответ!
Обняв друг друга за плечи и размахивая бутылками, поэт и священник маршировали не в ногу по ночным улицам, орали во все горло стишки, на ходу сочиненные Киликом, хохотали неизвестно над чем, а закончив куплет, начинали выкрикивать его заново еще лучше и громче.
Полет по кабакам продолжался не один стэлс, причем попадались даже такие кабаки, в которых удавалось обойтись без драки. Ну а в тех питейных заведениях, где Килик начинал «блистать» своими гениальными экспромтами, уж там все заканчивалось грандиозной свалкой и всеобщим мордобоем. В итоге бравая парочка очутилась на самой окраине города, да в такой глуши, что здесь даже Рифмач не мог высмотреть ни одного знакомого кабака.
Зашли в первый попавшийся.
В зале было мутно и зелено, словно в аквариуме. Мутно от слабого желтого света, а зелено от многочисленных пальм в тяжелых кадушках. Низколобые посетители за столами редко и беззвучно шевелили губами. Странный попался кабак. В нем не говорили громко и не играла музыка.
— Не нравится мне здесь, — сказал Рифмач и рухнул на скамью. — И вывеску не успел прочесть. А я не люблю кабаки, которые неизвестно как называются!