«Сейчас и сами старые боги почти исчезли, — подумал Струмос, глядя на чашу с вином. — А сколько живых душ помнят Протония Тракезийского? Как человеку оставить после себя имя?»
Он вздохнул, оглядывая знакомую кухню, где продуман каждый уголок, — воплощение порядка в этом мире. «Что-то должно случиться», — внезапно понял маленький повар, сидя в одиночестве в кругу света от ламп. Ему казалось, он знает — что, и он не стеснялся высказывать свои взгляды. Война на западе — кто из мыслящих людей может не заметить ее признаков?
Но иногда мысли и наблюдательность не являются ключом. Иногда запертые двери открывает нечто присутствующее в крови, в душе, во сне.
Он уже больше не был уверен, что именно приближается. Но зато знал, что, если Лисипп Кализиец снова в Сарантии и передвигается по городу на своих носилках в темноте, кровь и сон станут участниками событий.
«Воспоминаниями других людей, пока они не умрут».
Он не опасался за себя, но у него действительно промелькнула мысль, что, возможно, опасаться следует.
Пора идти спать. Но спать не хотелось. В конце концов он задремал прямо на своем табурете, положив голову на согнутые руки и отодвинув тарелку и чашу. Лампы медленно догорели, погрузив спящего Струмоса в темноту.
* * *
В середине той самой ночи, когда ветер за окнами стал таким резким, что казалось, бог не пускает весну в этот мир, мужчина и женщина пили вино с пряностями у очага в свою первую брачную ночь.
Женщина сидела на мягком табурете, а мужчина на полу у ее ног, прислонившись головой к ее бедру. Они смотрели на языки пламени и молчали, что было характерно для нее, но необычно для него. День был очень долгим. Ее ладонь легонько покоилась на его плече. Они оба вспоминали другой огонь и другие комнаты, и некая неловкость витала в воздухе из-за того, что еще одна комната кровать в ней — находилась прямо за арочным дверным проемом, закрытым занавесом из бусин.
Наконец он сказал:
— Раньше ты не душилась этими духами. Обычно ты вообще не душишься. Правда?
Она покачала головой, потом вспомнила, что он ее не видит, и пробормотала:
— Да. — И, поколебавшись, прибавила: — Это духи Ширин. Она настояла, чтобы я ими надушилась сегодня вечером.
Тут он повернул голову и посмотрел на нее снизу вверх широко раскрытыми глазами.
— Ее духи? Но, значит, это духи императрицы? Касия кивнула головой.
— Ширин сказала, что я должна сегодня ночью чувствовать себя королевой. — Ей удалось улыбнуться. — Я думаю, это безопасно. Если ты не пригласил гостей.
Гости оставили их недавно у парадного входа и удалились с грубыми шуточками, солдаты нестройным хором распевали одну особенно непристойную песенку.