— Так заботливо с твоей стороны было написать мне, — ответила она. Официальный, резкий тон ее ответа говорил сам за себя. — Конечно, я прошу прощения за то, что была со своей семьей в тот вечер, когда ты ощутил настолько настоятельную потребность в моем обществе. — Она сделала паузу. — Или в обществе любой другой женщины, готовой предложить свое тело прославленному возничему.
— Тенаис, — произнес он.
И замолчал. Он с опозданием заметил у нее в правой руке кинжал. И наконец понял подлинное значение этой встречи. Он закрыл глаза. Такая возможность всегда существовала при той жизни, которую он вел.
— Да? — спросила она голосом, как всегда, равнодушным и сдержанным. — Мне показалось, что кто-то произнес мое имя.
Он посмотрел на нее. Он не смог бы назвать имена тех женщин, с которыми проводил ночи в течение многих лет, или даже сосчитать их. За столько лет. Ни одна из них не умела лишить его покоя так, как эта, и сейчас она действовала на него так же. Он внезапно почувствовал себя старым и усталым. Заболела рана. Он помнил, что чувствовал то же самое, когда искал ее в ту ночь. Тогда плечо разболелось на ночном ветру.
— Это я, — тихо ответил он. — Я произнес твое имя. Я произношу его почти каждую ночь, Тенаис.
— Неужели? Наверное, это очень забавляет женщин, которые в этот момент лежат с тобой в постели.
Оба сторожа у ворот наблюдали за ними. У одного рот так и остался открытым. Это могло бы показаться забавным. Проклятый лекарь продолжал сохранять точно отмеренную, продиктованную вежливостью дистанцию. Вероятно, никто из них не замечал кинжала при слабом освещении.
Скортий сказал:
— Я пошел в дом Ширин, танцовщицы Зеленых, чтобы передать ей предложение от Асторга.
— Вот как! Это он хотел с ней переспать?
— Ты несправедлива.
Ее глаза полыхнули таким огнем, что он вздрогнул и заново осознал, как она разъярена.
Она всю жизнь носила маску самообладания, абсолютной, безупречной сдержанности. Что происходит с таким человеком, когда что-то прорывается сквозь эту маску? Он сделал слишком глубокий вдох, ощутил страшный приступ боли в ребрах и сказал:
— Он хотел предложить ей негласно вступить в факцию Синих. Я обещал присоединить свой голос к его предложению.
— Твой голос, — повторила она. Глаза ее сверкали. Он никогда раньше не замечал этого блеска. — Всего лишь голос? Среди ночи. Забравшись к ней в спальню. Как это… убедительно.
— Это правда, — возразил он.
— В самом деле. И ты с ней переспал? Она не имела права задавать этот вопрос. Ответить означало бы предать другую женщину, которая одарила его остроумием, добротой и разделила с ним наслаждение.