До нелепого шикарный «Казанова» ни в коей мере не был похож на злачное место, которое какой-нибудь робкий ангелочек предпочел бы обходить стороной. У дверей не возвышались громилы в смокингах, в карманах посетителей вряд ли можно было найти что-нибудь более смертоносное, чем серебряная зубочистка, а официанты обслуживали вас с раболепием, достойным похвалы. И если Кениг больше не посещал это заведение, то вовсе не из боязни, что его карманы обчистят.
Мои мрачные размышления прервал голос:
– Он что, уже начал поворачиваться?
Девица была высокой, привлекательной, ее пышные формы могли бы украсить итальянскую фреску шестнадцатого века: совершенные груди, живот и зад.
– Потолок, – объяснила она, указав сигаретным мундштуком вверх.
– Да что-то никак.
– Тогда ты можешь пока купить мне выпить, – сказала она и села рядом со мной.
– А я начал беспокоиться, что ты уже не появишься.
– Знаю, но я девушка твоей мечты – и потому здесь.
Я подозвал официанта, и она заказала себе виски с содовой.
– Я, признаться, не любитель мечтать.
– Какая жалость! – Она пожала плечами.
– А о чем ты мечтаешь?
– Послушай, – сказала она, встряхнув длинными блестящими каштановыми волосами, – это Вена, здесь ни с кем нельзя делиться мечтами. Их могут истолковать как угодно, и знаешь, где можно оказаться?
– Звучит так многозначительно, будто тебе есть что скрывать.
– Ты тоже не слишком похож на рекламного агента. Большинству людей есть что скрывать, особенно в наши дни, и прежде всего то, что у них на уме.
– Ну, во всяком случае, не имя. Мое – Берни.
– Краткое от Бернхард? Как у собаки, которая спасает альпинистов?
– Приблизительно. Однако спасу я кого-нибудь или нет, зависит от того, много ли у меня с собой бренди, потому что, когда я нагружен, перестаю быть сознательным.
– В жизни не встречала сознательного мужчину. – Кивком она указала на мою сигарету. – Мне одну не дашь?
Я передал ей пачку и стал наблюдать, как она вставляет сигарету в мундштук.
– А ты так мне и не сказала, как тебя зовут, – заметил я, протягивая зажженную спичку.
– Вероника, Вероника Цартл. Очень рада познакомиться. Мне кажется, я тебя здесь раньше не видела. Говоришь, как пифке. Ты откуда?
– Из Берлина.
– Я так и думала.
– А что в этом плохого?
– Ничего, если тебе нравятся пифке. Но, знаешь, большинство австрийцев их терпеть не могут. – Она говорила медленно, нарочито растягивая слова, с тем деревенским акцентом, с которым тогда, казалось, говорила вся Вена. – Но мне они безразличны. Иногда меня саму принимают за пифке. Это потому, что я не хочу говорить, как все остальные. – Она захихикала. – Так забавно слушать какого-нибудь юриста или дантиста, который говорит, точно водитель трамвая или шахтер, чтобы его, не дай Бог, не приняли за немца. В основном они это делают в магазинах, чтобы все думали, что они имеют право на хорошее обслуживание. Попробуй сам, Берни, и увидишь, как к тебе сразу же станут относиться по-другому. Это совсем просто: говори, как будто ты что-то жуешь, и добавляй «еньк» ко всему, что бы ни сказал.