– Ты – чешка?
Она допила чай, взяла сигарету из пачки, которую я дал ей предыдущим вечером, и прикурила ее.
– По документам я родилась в Австрии. Но дело в том, что я – чешка, немецкая еврейка из Судет. Большую часть войны я пряталась по туалетам и чердакам. Какое-то время была у партизан, потом шесть месяцев отсидела в лагере для перемещенных, пока не сбежала через зеленую границу. Ты когда-нибудь слышал о местечке под названием Винер Нойштадт? Ну, это городок в шестидесяти километрах от Вены, в русской зоне, с коллектором для советских репатриантов. Их там всегда не меньше шестидесяти тысяч. Иваны рассортировывают их на три группы: врагов Советского Союза отправляют в лагеря; людей, вину которых не могут доказать, отсылают работать в зону рядом с лагерем – в любом случае ты превращаешься в раба. Если ты, конечно, не относишься к третьей группе – слишком молодых или больных, ведь в этом случае тебя расстреливают на месте.
Она сглотнула и глубоко затянулась.
– Хочешь, признаюсь тебе кое в чем? Думаю, я бы переспала со всей британской армией, только чтобы русские меня не забрали. Даже с сифилитиками. – Она попыталась улыбнуться. – Но так получилось, что у меня есть приятель-медик, который достал мне несколько пузырьков пенициллина. Я принимаю его время от времени, чтобы не рисковать.
– Это несколько дороговато.
– Я же сказала, он мой приятель, и мне это не стоит ничего. – Она взяла со стола чашку. – Еще хочешь чаю?
Я отрицательно покачал головой. Мне хотелось побыстрее убраться из этой комнаты.
– Давай куда-нибудь пойдем, – предложил я.
– Хорошо. Не оставаться же здесь! А как ты переносишь высоту? Потому что в воскресенье в Вене можно развлечься только в одном месте.
Парк в Пратере с большим чертовым колесом, каруселями и американскими горками несколько не подходил к этой части Вены, которую Красная Армия взяла последней и где еще виднелись разрушительные последствия войны, напоминая нам о том, что мы находимся не в таком уж веселом месте. Покореженные танки и орудия усеивали близлежащие лужайки, а на каждом полуразрушенном здании вдоль всей Аусштеллюнгсштрассе красовались полустершиеся надписи, выведенные кириллицей: «Проверено», что на самом деле обозначало: ограблено.
С вершины чертова колеса Вероника указала на устои моста Красной Армии, звезду на советском обелиске поблизости и на Дунай на заднем плане. Потом, когда кабина, в которой мы были вдвоем, стала медленно опускаться на землю, она залезла мне под пальто и взяла мои яички, но тут же отдернула руку, когда я несколько нервозно вздохнул.