– Сначала ответьте на один вопрос, комиссар. Только я хочу услышать от вас честный ответ. Я устала от недомолвок. Как по-вашему, Эммелин еще жива?
Я вздохнул и покачал головой.
– Думаю, что она мертва.
– Спасибо. – Мгновение мы оба молчали. – То, о чем вы меня просите, опасно?
– Нет, полагаю, что нет.
– Тогда я согласна.
И вот теперь мы сидим в приемной агентства Фогельмана на Нюрнбергерштрассе под пристальным взглядом его секретарши весьма почтенного вида. Хильдегард Штайнингер с блеском играла роль обеспокоенной жены. Она держала меня за руку и время от времени улыбалась мне улыбкой, какую обычно предназначают любимому мужу. Она даже надела свое обручальное кольцо. Впрочем, и я тоже. Непривычно чувствовать его у себя на пальце после стольких лет одинокой жизни. Оно стало мне немного мало, и, чтобы надеть его, пришлось даже намылить палец.
Слышно было, как за стеной играли на пианино.
– У нас через стенку – музыкальная школа, – объяснила секретарша Фогельмана. Она сочувственно улыбнулась и добавила: – Вам не придется ждать долго.
Через пять минут нас пригласили в кабинет Фогельмана.
По своему опыту я знаю, что в среде частных сыщиков наиболее распространены следующие недуги: плоскостопие, расширение вен, болезни позвоночника, алкоголизм и, прости меня, Господи, венерические заболевания, но ни одно из них, кроме, пожалуй, триппера, не должно отталкивать потенциального клиента. Однако есть заболевание, которое, хотя и считается незначительным, обязано тем не менее заставить клиента задуматься, если он его засечет, – это близорукость. Если вы собираетесь платить человеку пятьдесят марок в день за поиски вашей пропавшей бабушки, вы по крайней мере должны быть уверены, что тот, кого вы нанимаете, достаточно хорошо видит, чтобы найти хотя бы свою затерявшуюся запонку. Поэтому очки со стеклами толщиной с бутылочное стекло, которые носил Рольф Фогельман, могли насторожить его клиента.
С другой стороны, непривлекательность, вызванная каким-нибудь физическим недостатком, сама по себе не может быть препятствием для карьеры сыщика, поэтому Фогельман, неприглядный тип в целом, вполне мог добыть себе на жизнь какие-то крохи. Я сказал «крохи» – а я подбираю слова очень тщательно, – потому что Фогельман с шапкой непокорных рыжих вьющихся волос, широким носом, больше напоминающим клюв, и мощной плоской грудью был похож на нелепого петушка доисторической породы, явно обреченной на вымирание.
Подтянув брюки почти до подмышек, Фогельман вышел из-за стола и направился широким шагом бывшего полицейского, чтобы пожать нам руки. Он ставил свои большие ступни так, будто только что слез с велосипеда.