Я направился к двери.
– Комиссар! – окликнул меня Корш. Он протянул руку. Я пожал ее. Затем пожал руку Беккеру и отправился за своим арестованным.
* * *
Клиника Киндермана выглядела такой же чистой и ухоженной, как и тогда, когда я впервые побывал здесь в конце августа. Только сейчас стояла полная тишина: ни грачей на деревьях, ни лодки на озере. Лишь шум ветра и опавшие листья, которые стремительно неслись по тропинке, словно саранча.
Я подтолкнул Ланге к входной двери.
– Мне стыдно входить сюда в наручниках, как будто я настоящий преступник. Меня здесь хорошо знают, – сказал он.
– А вы и есть самый настоящий преступник. Хотите, чтобы я обвязал вам голову полотенцем? – Я еще раз подтолкнул его. – Послушайте, только по своей доброте я не заставляю вас входить сюда вообще без штанов.
– А как насчет моих гражданских прав?
– Ах ты, черт возьми! Вы что, забыли, где живете последние пять лет? Это нацистская Германия, а не древние Афины. А теперь заткните свой поганый рот.
В коридоре нас встретила медсестра. Она хотела было поздороваться с Ланге, но увидела наручники. Я помахал своим удостоверением перед ее испуганным лицом.
– Полиция. У меня ордер на обыск кабинета Киндермана. – Это соответствовало правде. Я сам его себе выписал. Но медсестра была явно из той же компании, что и Ланге.
– Туда нельзя входить, – всполошилась она. – Я должна...
– Мадам, несколько недель назад германским войскам хватило такой же маленькой свастики, как у меня на удостоверении, чтобы войти в Судеты. Так что будьте уверены, она позволит мне залезть к вашему доброму доктору в трусы, если я этого захочу.
Я пихнул Ланге вперед.
– Давайте, Рейнхард, показывайте дорогу.
Кабинет Киндермана находился в задней части клиники. По сравнению с городской квартирой это было небольшое помещение, но для приемной доктора более чем достаточное. Там стояла длинная низкая кушетка, письменный стол из орехового дерева; несколько картин в современном стиле, на которых, похоже, были изображены обезьяньи мозги, а также книги в дорогих кожаных переплетах, чем, наверное, и объяснялся недостаток кожи в стране.
– Сядьте так, чтобы я видел вас, Рейнхард, – приказал я ему. – И не делайте резких движений. Я легко пугаюсь и, чтобы скрыть смущение, прихожу в бешенство. Как эти докторишки называют такое поведение?
Около окна стоял большой шкаф с выдвижными ящиками. Я открыл его и начал просматривать папки с бумагами.
– Компенсаторное поведение, – припомнил я. Два слова, но, по-моему, хорошо отражают суть. – И кого только не лечил ваш друг Киндерман! В этом шкафу имен не меньше, чем в списке гостей на большом приеме в рейхсканцелярии. Постойте-ка, а это, похоже, ваши бумаги. – Я вытащил папку и бросил ему на колени. – Не хотите посмотреть, что там про вас написано, Рейнхард? Возможно, это объяснит, как вы попали в одну компанию с этими ублюдками.