У подножия Тонтер-Хилл навстречу Джимсу осторожно вышел Вояка, но хозяин, казалось, не заметил его, и, лишь дойдя до того места на вершине холма, где они недавно отдыхали, остановился и потрепал собаку по загривку. Затем он обернулся и окинул долгим взглядом владения Тонтера. Душа его болела. Еще ярко светило солнце, пели птицы, безбрежное море леса, залитое золотыми лучами, было прекрасно как никогда, но Джимс видел все окружающее уже не в столь розовом свете. С роскошной долины — источника всех его надежд и мечтаний — он перевел взгляд на юг, на мерцающую вдали гладь озера Шамплен, за которым жили могавки и лежали земли народа его матери. В его жилах текла кровь этого народа, и именно ее так ненавидели Туанетта и ее мать.
Джимс положил руку на голову Вояки, и они пустились в обратный путь. Пес внимательно приглядывался к лесу, ловил его запахи; но стражу нес он один — Джимса вовсе не интересовало, что скрывается за деревьями или таится в кустарнике. Почти по всей тропе отчетливо виднелись следы копыт лошади Тонтера. Они сразу привлекли внимание Джимса, поскольку именно Тонтер и его поездка в Заповедную Долину занимали все мысли мальчика.
Войдя в Большой Лес, Джимс сбавил шаг и подошел к дому со стороны восточной опушки. Издали он не заметил возле дома ни Тонтера, ни его коня, ни какого-либо движения, но, подойдя ближе, через отворенную дверь услышал звуки, которые встревожили его. Мать плакала. Джимс вбежал в дом и увидел, что она сидит, опустив голову на руки, и плечи ее содрогаются от рыданий. Услышав испуганный голос сына, Катерина подняла мокрое от слез лицо и попыталась улыбнуться. Попытка не удалась, и через мгновение она вновь рыдала, прижав лицо к плечу Джимса, словно он был взрослый мужчина, и она искала у него утешения.
Чем дальше слушал Джимс сбивчивый рассказ Катерины, тем большее смятение и страх овладевали им. Прежде всего он понял, что день начался для матери вполне счастливо. Судорожно сжимая сына в объятиях и время от времени принимаясь плакать, Катерина рассказала ему, как она гордилась его решением помириться с Туанеттой, как радовалась возвращению Хепсибы. Кроме того, из поместья приехал Тонтер, и это событие превратило для нее утро в настоящий праздник.
— Мне казалось, что они были рады видеть друг друга — твой дядя и барон, — со стоном проговорила она, и дурные предчувствия Джимса усилились. — Мы поговорили про тебя и Туанетту… Они шутили и смеялись. Он был очень доволен, когда я попросила его остаться на обед… и они ушли под руку… а затем, ох, Джимс, Джимс, они спустились в поле и ужасно подрались!