Уоткинс закончил свой рассказ, поерзал на краешке кресла и добавил:
– Я чертовски боюсь этих «одержимых».
– Да, они приносят нам много беспокойства, – согласился Шаддэк.
Ночью четвертого сентября они загнали одного из «одержимых», Джордана Кумбса, в кинотеатр на главной улице города. Кумбс работал техником в компании «Новая волна». Однако этой ночью в нем не осталось ничего, что позволяло бы назвать его человеком. Это была скорее взбесившаяся человекообразная обезьяна, но и это понятие не передавало устрашающего образа этого существа. Термин «одержимые», изобретенный Шаддэком, годился только для тех, кто никогда не встречался с этими существами лицом к лицу. Вид этих созданий был неописуемо ужасен. Все попытки полицейских захватить Кумбса живым провалились, он был слишком разъярен и опасен, поэтому, чтобы не рисковать жизнью, им пришлось размозжить ему голову выстрелом из револьвера. Уоткинс произнес:
– Беспокойство – не то слово. Дело обстоит куда хуже. Они… маньяки.
– Я знаю, что они маньяки, – нетерпеливо перебил его Шаддэк. – Я сам обозначил их состояние как «маниакальный синдром перерождения».
– Но они получают удовольствие от убийства.
Шаддэк нахмурился. Он не смог предвидеть появление «одержимых» и отказывался признать, что их число не так уж ничтожно на фоне сотен удавшихся обращений.
– Что же, ничего удивительного, если они получают от этого удовольствие, это вполне вписывается в картину их примитивного образа. Нам просто следует переловить их и уничтожить. Если посмотреть на цифры, число «одержимых» составляет ничтожную часть от тех, кто успешно прошел через обращение.
– Возможно, их не так уж мало. – Уоткинс говорил неуверенно, опасаясь встретиться глазами с Шаддэком, не любившим плохих новостей. – Судя по последним случаям насилия, из тысячи девятисот обращенных на данный момент человек пятьдесят-шестьдесят превратились в «одержимых».
– Глупости! Откуда вы взяли эти цифры? Признать, что «одержимых» много, было для Шаддэка равносильно признанию своего поражения. Если он не смог предвидеть результатов своих опытов, перенесенных из лаборатории на улицы Мунлайт-Кова, значит, его титанические усилия по созданию нового человека пропали даром. Он не мог допустить и тени таких сомнений.
Всю свою жизнь он стремился все к новым и новым вершинам власти и был близок к своей цели. Он уже не мог отступить назад. С юных лет он отказывал себе в определенных желаниях, так как знал, что если он поддастся искушению, то пойдет против закона и вынужден будет расплачиваться за свою слабость. Долгие годы сдерживания своих побуждений привели к тому, что внутреннее напряжение стало невыносимым, требовало выхода. Он направил внутреннюю энергию в русло изнуряющей работы, сконцентрировавшись на усилиях, которые не вызывали общественного осуждения. По иронии судьбы, эти усилия привели к открытиям, способным в будущем вообще освободить его от всякой оглядки на кого бы то ни было и дать волю долго сдерживаемым инстинктам, не опасаясь наказания.