Ногам стало холодно, и она почувствовала себя очень неуютно в пижаме. Подошла к шкафу и надела джинсы и свитер.
В мотеле жил кто-то еще. Куин сказал, что у них есть еще несколько постояльцев. Два или три человека. Если будет совсем плохо, она закричит, ее услышат, и тогда ее преследователям придется отступить.
Тесса достала из шкафа кроссовки, надела их и вернулась к двери.
В дальнем конце коридора раздались и сразу смолкли низкие, хриплые голоса, а затем прогремел оглушительный удар, заставивший ее вздрогнуть от неожиданности.
За первым ударом последовал второй. Кто-то с треском высаживал дверь.
Взвизгнула женщина, крикнул что-то мужчина, но их крики перекрыли другие голоса – услышав их, Тесса содрогнулась от ужаса. Три, а возможно, и четыре голоса звучали непривычно и дико. В коридоре раздавался волчий вой, рычание хищников, вопли и разгоряченный визг, стон неведомых вампиров и другие звуки, принадлежащие, несомненно, животным, а не людям, и тем не менее в гуле можно было различить несколько человеческих слов: «…жажда… жажда… поймаем ее, поймаем… поймаем… кровь, сука, кровь».
Прижавшись к двери, подперев ее всем телом, Тесса пыталась убедить себя, что эти слова принадлежат мужчине и женщине, в номер которых ворвались бандиты, но понимала, что это не так, – она явственно слышала сквозь голоса вопли этих людей. Они кричали страшно, невыносимо, это были вопли ужаса и агонии, как будто их избивали до смерти и даже хуже того – выворачивали наизнанку, четвертовали, потрошили.
Пару лет тому назад Тесса снимала в Северной Ирландии фильм о бессмысленности террора и имела несчастье прийти на похороны очередной «жертвы экстремизма» – уже не важно, католика или протестанта, та и другая стороны потеряли счет жертвам, – и в этот момент внезапно толпа скорбящих преобразилась в стадо дикарей. Они ринулись из церковного двора на улицу в поисках иноверцев и вскоре наткнулись на двух британских офицеров в штатском, патрулировавших район на обычной машине. Автомобиль оказался окруженным толпой, в нем выбили стекла и выволокли «стражей порядка» на мостовую. Двое помощников Тессы сразу куда-то скрылись, а ее толпа увлекла за собой, и она сквозь окуляр видеокамеры как бы заглянула в ад. Дикие глаза, лица, искаженные ненавистью и злобой. Эти люди забыли о жалости, их обуревала жажда расправы. «Скорбящие» без устали пинали ногами лежащих на земле британцев, били их чем попало, кололи прутьями, швыряли об машину до тех пор, пока не переломали ребра и не раскололи черепа. Они продолжали терзать, рвать их на части, когда те были уже мертвы. С воем и воплями, с ругательствами и лозунгами, превратившимися в бессмысленный набор слов, они, подобно стервятникам, нападали на мертвые тела. Нет, их нельзя было сравнить с земными птицами, они напоминали демонов, слетевшихся, чтобы похитить не столько тела, сколько души жертв. Двое безумных заметили Тессу, вырвали у нее камеру и разбили о мостовую. На мгновение ей показалось, что и ее ждет страшная участь британских офицеров. Перекошенные ненавистью лица потеряли человеческие черты и стали похожи на химер, слетевших с крыш готических храмов и оживших. Эти люди забыли о человечности и позволили разыграться низменным, первобытным инстинктам. «Ради Бога, нет! – кричала она. – Ради Бога, пожалуйста». Возможно, упоминание Бога или просто звук человеческого голоса, обыкновенного, не переродившегося в звериный вопль, остановил их, и они застыли в нерешительности. Она воспользовалась этой паузой, чтобы вырваться из их рук и броситься сквозь клокочущую, обезумевшую от крови толпу прочь – к своему спасению.