Но какая разница — истощен он, угнетен он, или же нет, если ему ни в коем случае нельзя вешать нос — у него есть Рита, и это о ней ему положено сейчас думать. Он за нее в ответе, хотя бы потому, что ей никогда не бывает на льду так же легко и просто, как это все-таки временами случается у него; лед ее пугает, и ей становилось страшно даже в куда лучшие, чем вот эти нынешние времена. Будь что будет, но он решил всегда быть там, где он может понадобиться Рите, то есть он всегда будет там же, где она, до самой последней минуты своей жизни. И это благодаря ей ему есть чем жить: награда впереди — еще несколько лет вместе, еще больше радости и любви, и мысли о награде хватит, чтобы укрепить его, чтобы он выдержал — и неважно, насколько свирепее обещает стать буря.
— Единственным возможным объяснением иного толка, — произнес Харри, пощелкав переключателями радиостанции и установив предельную громкость, — может быть предположение о подводной реке. Какое-то течение могло подхватить айсберг. Этого течения прежде не было, а тут, когда мы добрались до этих мест, оно и объявилось, и оказалось настолько мощным, что сбило нашу гору с прежнего пути. Теперь нас прямо на юг тащит.
— И что из этого выходит, как думаешь? Это поможет русским снять нас с айсберга или помешает?
— Думаю, помешает. Если ледник дрейфует к югу, да еще ветер подталкивает его с севера, а он — почти точно северный, то, значит, можно думать только о подветренной стороне. А они уже жаловались, что им не высадить своих людей на вертикальную стенку до неба, которая еще и наезжает на них.
— И уже около десяти вечера.
— Так оно и есть, — согласился Харри.
— А если они не ссадят нас отсюда вовремя... если мы застрянем здесь до полуночи и потом тоже, на всю ночь, то есть уцелеем ли мы вообще? Не вешай мне только лапшу на уши. Сейчас не время. Что скажешь, только честно?
— Это мне у тебя спрашивать надо. Ты же разрабатывал эти бомбы. И тебе лучше знать, что они поломают, а что не тронут.
Вид у Пита был невеселый.
— Что я думаю... да то и думаю. Взрывные волны разнесут вдребезги почти весь приютивший нас ледник. Есть вероятность, что уцелеет кусок айсберга длиной метров в полтораста, может, в сто восемьдесят. Но не на всю длину от носа айсберга до первой бомбы. А раз уж останется всего сто пятьдесят или сто восемьдесят метров ледника, сам можешь сообразить, что будет. Ты понял?
Харри слишком хорошо понимал это.
— Получится новый айсберг, поменьше. Полтораста метров в длину и метров двести в высоту, от днища до верхушки. Ну, пусть метров на десять повыше.