Ночами я долго не могу заснуть. Я начинаю сравнивать себя с ее мужем, пытаюсь отыскать в себе хоть что-нибудь, что меня могло бы выгодно отличить от него. Чтобы как-нибудь ощутить несправедливость того, что она не со мной, а с ним. И не нахожу для нее причин разлюбить его и уйти ко мне.
А утром я снова прохожу предполетный осмотр. И снова ее пальцы лежат на моем запястье, и губы ее беззвучно отсчитывают мой пульс...
Так что бы вы сделали на моем месте, Дима?..
Запала мне мысль в голову — попросить второго пилота. Не вставать посреди собрания, не митинговать, не стучать кулаком в грудь, как советовала Надежда, — дескать, «извините меня, товарищи, мне летать одному невмоготу», а просто попросить второго пилота. Так сказать, законно укомплектовать экипаж самолета. И выглядеть это будет вполне пристойно и даже благородно: старый летчик берет к себе в экипаж какого-нибудь молодого чижика, чтобы научить его уму-разуму...
Другое дело, что этот старый хватается за чижика, как утопающий за соломинку, но об этом знать никому не положено.
Прилетел я с пассажирами, зарулил на стоянку и выключил двигатель. Прошел через салон, открыл дверь и спрыгнул на землю. А за мной пассажиры — жители маленьких районов, командированные на маленькие расстояния. Я многих знаю. Шутка ли, который год на одном месте...
Подошел ко мне Климов — наш техник. Знающий паренек, грамотный.
— Ну как? — спрашивает.
— Порядок, — говорю. — Скажи, пусть заменят ларинги. Меня ни черта не слышно. Не контачит где-то, что ли?..
И смотрю, неподалеку медленно так катится бензозаправщик. На подножке стоит Димка Соломенцев и рукой показывает водителю направление. Климов тоже увидел Димку и заржал. Заржал так весело и на меня посмотрел. Ожидал, что я посмеюсь вместе с ним. А я не люблю, когда над человеком смеются. И над Димкой Соломенцевым веселиться вместе с Климовым не собирался.
Какой бы этот Соломенцев ни был, мы с ним из одной стаи. И каждому позволять смеяться над ним я не имею права.
— Ты меня насчет ларингов понял? — спрашиваю я Климова.
У того смех сразу в кашель перешел.
— Понял, понял, Сергей Николаевич. Ларинги сейчас заменим...
Смотрю, Селезнев идет к своей машине. А за ним девица из отдела перевозок. Жарко, на девице этой платьишко коротенькое, руки голые. А на голой руке повязка дежурного по посадке.
Поздоровались мы с командиром.
— Машина готова? — спрашивает Селезнев у Климова.
— Готова, Василий Григорьевич, готова, — отвечает Климов.
— Что-нибудь с движком делали?
— Все, что нужно, делали.
— Что-то у меня двигун потряхивал при изменении режимов, — пожаловался мне Селезнев.