— У нас строжайшие инструкции.
В это время я услышал голос Катерины, доносившийся из другого крыла здания, там, где помещался теперь медпункт.
— Не летаете, Виктор Кириллович? — И Катерина засмеялась так, что у меня буквально физической болью заныло сердце.
— Что вы, милый доктор! — прокричал невидимый Азанчеев. — Смотрите, погода какая!..
— Напрасно, значит, мы с вами торопились... — снова рассмеялась Катерина.
Я не расслышал, что ответил ей Азанчеев. Над ухом у меня бубнил Гаргантюа. Он уже понял, что я не дам ему самолет, и теперь решил со мной не церемониться.
— Инструкции, инструкции... — ворчал он. — Все больно умные стали, больно грамотные. Чуть что — инструкция. Хоть на голову ее надевай, хоть сам в ее заворачивайся...
«Не летаете, Виктор Кириллович?»
«Что вы, милый доктор!..»
«Напрасно мы с вами торопились...»
Что же он ей ответил? Что он ей на это ответил?.. Если бы не этот однорукий...
Я резко повернулся к нему и вдруг увидел перед собой большую толстую красную физиономию с губчатым носом и печальными, растерянными глазами. Культей он прижал к груди измятую пачку «Памира», а другой рукой неловко пытался достать из пачки хоть одну целую сигарету.
И вот тогда-то я его и спросил:
— Где твои запчасти-то?
Он ошалело посмотрел на меня, скомкал здоровой рукой всю пачку и далеко отбросил ее в сторону.
— Да здесь же, милый!.. Здесь же, родненький! — запричитал он. — Только куда нести, укажите...
Уже у самолета, когда загружали ящики с запасными частями, я ему сказал:
— Учтите, на борт брать никого не буду. Там найдется кому разгрузить, принять?
— Неужто не найдется?! Ждут вас там как манну небесную.
— Как движок? — спросил я Климова.
— Не движок, а загляденье, — ответил Климов и озабоченно посмотрел на меня: — Вы что, взлетать собираетесь?
— Собираюсь, собираюсь...
Климов так растерялся, что чуть ли не истерически выкрикнул:
— Но ведь сказали, что вылетов-то не будет?!
— Что с тобой, Костя?! — удивился я. — Тебе-то какая печаль?..
— Как вы сказали? — тихо переспросил он.
— Я говорю: тебе-то какая печаль?..
— А до этого?
— А до этого я тебя про движок спрашивал.
И только тут я заметил, что у Климова сильно вспухла верхняя губа и сквозь толстый слой пудры просвечивает желто-зеленый кровоподтек под глазом.
— Это что у тебя с губой?
— А, это... Патрубок отсоединял, вот и...
Я начал смутно догадываться о неизвестной стороне приключений Соломенцева и рассмеялся. Мне вдруг стало легко и весело.
Я обнял Климова за плечи и сочувственно сказал ему:
— Ах, Костенька! Вот ведь они, патрубки-то, какие неблагодарные. Ты его отсоединяешь, а он тебя — по зубам...