— Надя очень плакала.
Закурили мы с ним по сигаретке, помолчали, повздыхали, поглядели друг на друга.
— Скоро к вам медицина нагрянет, — осторожно говорит он мне.
— Знаю, — говорю.
— Боишься?
— Нет.
— Так уж все в порядке? — с сомнением спросил он.
— Да нет... Не очень.
— Ну и зарубит тебя комиссия.
Вот тут я все для себя и решил. У меня даже голова болеть перестала.
— Не зарубит. Я на нее являться не собираюсь.
Ему показалось, что он ослышался.
— Что ты сказал?
— Переводи-ка меня в диспетчерскую, Петька, — спокойно ответил ему я.
Я когда что-нибудь для себя решу, мне всегда спокойно становится.
— Шутишь?
— Переводи, Петро, — упрямо сказал я и даже усмехнулся: — Окажи протекцию.
Вынул он блокнот свой, записал что-то для памяти и так растерянно и грустно проговорил:
— А мы тебя на комэска метили...
— В отдельной эскадрилье комэск должен быть летающим, — сказал я ему. — А я уже еле-еле ползающий... Коли нового никого не пришлете, лучше Азанчеева не найти.
И тут он снова что-то записал в блокнот.
Поболтали мы с ним еще о том о сем. Даже не столько поболтали, сколько помолчали об одном и том же. А потом пришло ему время улетать, и я его проводил. Улетел старый мой дружок со своим блокнотиком, а я пошел на техучасток. Меня еще перед собранием инженер к себе звал. Конечно, понятно, зачем звал.
Заперлись мы с ним у него в кабинетике, достал он бутылку армянского и кулек с конфетами «Соевые батончики».
— Сам покупал? — показал я на кулек.
— Да нет. Попросил, вот и принесли.
— Уж не Димку ли посылал Соломенцева?
— Его. А что, не надо было?
— Ничего страшного. «Батончики» так «батончики»...
Выпили мы с ним по стакану в память Василия Григорьевича, а говорить не о чем. Сидим, кряхтим. Я в окошко поглядываю. Смотрю, от могилы к аэродрому идет Катерина Михайловна с Лялечкой. А на пути у них стоит мотоцикл Вити Азанчеева. И сам Витя сидит на седле, ноги набок свесил и курит.
— Подожди, — говорю я инженеру. — Я сейчас...
Сунул в рот соевый батончик и пошел к Азанчееву.
Подошел к нему и спрашиваю:
— Выпить хочешь?
— Нет.
— А мы вот помянули хорошего человека. — Я вытащил сигарету, наклонился к Азанчееву, прикурил и показал глазами на Катерину Михайловну и Лялю: — Теперь они, наверное, уедут отсюда...
— Наверное... — как эхо, отозвался Азанчеев.
Я затянулся и осторожно спросил:
— А ты?
Витя поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза:
— Не знаю...
Я почему-то почувствовал облегчение. Улыбнулся я ему и говорю:
— Отвези-ка ты меня домой.
Он еще раз глянул вслед Катерине Михайловне, вынул ключ из замка зажигания и предложил: